Придорожная собачонка - [8]
Его произведение через двести, триста лет. Если будет существовать язык, на котором оно написано. То есть зависимость, огромная зависимость от множества глупцов, которые, этим языком пользуясь, будут тащить его вниз и подальше от умных, которые будут его совершенствовать. Сколько же будет тех и сколько других?
Не могу простить своим неизвестным предшественникам того, что они не упорядочили польский язык и оставили мне фонетическую неряшливость всех этих «пше», «пши», «щчи».
Наше сообщество
Зависть художников. Несмотря на весь свой комизм, зрелище невеселое. Каждый охотно утопил бы собрата в ложке воды. Наблюдаешь за этим годами и не можешь отделаться от черных мыслей. Это напоминает картину человеческой жизни с той лишь разницей, что, борясь за жизнь, деньги, любовь, безопасность, художник сражается за земные блага, ощутимые здесь и сейчас, а слава поэмы или холста с нанесенными на него мазками в высшей степени абстрактна, ибо после смерти человеку эта слава ни к чему. Но дело здесь не в будущем, а в представлении о себе. Похвалы какому-то достижению — зеркало, которое льстит, а хула — кривое зеркало, в котором черты, от природы недурные, оказываются чудовищными.
То же самое и во взаимоотношениях мужчин и — женщин: домогательства, свершение, трагедии, и всегда одно и то же: главное — представление о себе, о своей красоте, притягательности, мужественности etc.
Тепло
Сиюминутная жизнь этого сообщества художников, литераторов и школяров была мелкой вязью конфликтов, дружб, наступательно-оборонительных союзов и прежде всего сплетен о подробностях чьей-то частной жизни. Погружение в сиюминутность было настолько захватывающим, что особая природа данной минуты ускользала от внимания. Лишь течение времени обнажало эту особенность, и тогда оставалось только удивляться. Внезапно, в один прекрасный день, на хорошо знакомых лицах проступала печать прожитых лет, они оказывались морщинистыми, поблекшими, заметны становились седые волосы иди залысины. Этому печальному зрелищу сопутствовал проблеск понимания: ну да, напряженность жизни поддерживается только телесным участием и животным теплом этих мужчин и женщин — личностей и в то же время организмов. Когда ослабевает жизненная энергия и ее излучение, ощутим становится холод надвигающегося оледенения. Его гигантская стена неудержимо приближается, давя зайчиков, лягушечек, человечков с их забавами. Потом остается лишь история искусства, науки и литературы. На самом деле воспроизвести ничего нельзя, и напрасно ученые мужи стараются докопаться до мельчайших подробностей. Уцелеет лишь несколько имен да еще вопрос, изначально обреченный оставаться безответным: куда все это делось?
Это
Как будто все это готовое — уже сложившееся до мельчайших деталей — ждало тут, рядом, на расстоянии вытянутой руки, и если бы я это взял, то не выуживал бы нечто из простирающегося кругом ничто, а словно бы просто брал с полки уже существующий предмет.
Открытие
Они не понимали, как этот поэт мог писать и циничные стихи, и патриотические, прославлять власти и насмехаться над ними. Почему он казался то человеком верующим, то скептиком, то радостным, то совершенным пессимистом. Все это, однако, происходило в то время, когда индивид считался чем-то вроде замка или крепости, откуда совершаются вылазки в мир.
Затем обнаружилось, что человеческая цивилизация — это множество сплетающихся голосов, оркестр, в котором каждый человек может быть поочередно разными инструментами. Таким образом ослабление материи, сомнение в любой сущности, достойные сожаления и даже именуемые «смертью человека», открыли нам новое измерение беспрестанно обновляющегося Theatrum.
Будущее
Пролегомены к обществу будущего. Бесчисленные разновидности психических заболеваний; сумасшедшие, которые бродят по улицам и разговаривают сами с собой — как сегодня в Калифорнии; всеобщая распущенность в том, что касается секса, наркотиков и преступлений. Отсюда потребность собираться в небольшие сообщества, объединенные уважением к разуму, здравому смыслу и чистоте нравов. Возможно, среди всеобщего одичания в них даже сохранится поэзия, словно здоровый среди больных, — как в прежние времена больной среди здоровых.
Предназначение
Вмешательство Провидения в его жизнь было неопровержимо, но он охотно забывал об этом, что, возможно, и к лучшему — иначе он постоянно ощущал бы себя избранником, помазанником. Когда-то, в дни сомнений, ему иногда виделась грядущая судьба как служение — людям? народу? нации? Он молил об этом, но не знал, как должно предназначение сбыться.
Племена
Хотелось бы мне написать историю этих племен, да удерживает мысль, что не было у них никакой истории и что если бы я это сделал, то был бы повинен в предоставлении вымышленной картины их потомкам, жадно хватающимся за любую мифологию.
Лабиринт
Мне довелось жить во времена, когда человек стал преклоняться перед лабиринтом собственного разума и это побудило поэтов и художников к бурной деятельности. Сочетание слов либо красок на холсте пришло на смену вопросам, обращенным к небу, земле, морю, звездам и облакам, откуда уже не ждали ответа. Мне бы радоваться, ведь я занимался сочинительством. И я задумался, почему не принимаю этого.
Интеллектуальная биография великого польского поэта Чеслава Милоша (1911–2004), лауреата Нобелевской премии, праведника мира, написана в форме энциклопедического словаря. Он включает в себя портреты поэтов, философов, художников, людей науки и искусства; раздумья об этических категориях и философских понятиях (Знание, Вера, Язык, Время, Сосуществование и многое другое); зарисовки городов и стран — всё самое важное в истории многострадального XX века.На русский язык книга переведена впервые.Возрастные ограничения: 16+.
Книга выдающегося польского поэта и мыслителя Чеслава Милоша «Порабощенный разум» — задолго до присуждения Милошу Нобелевской премии по литературе (1980) — сделала его имя широко известным в странах Запада.Милош написал эту книгу в эмиграции. В 1953 г. она вышла в Париже на польском и французском языках, в том же году появилось немецкое издание и несколько англоязычных (в Лондоне, в Нью-Йорке, в Торонто), вскоре — итальянское, шведское и другие. В Польшу книга долгие годы провозилась контрабандой, читалась тайком, печаталась в польском самиздате.Перестав быть сенсацией на Западе и запретным плодом у нас на Востоке, книга стала классикой политической и философской публицистики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Чеслав Милош не раз с улыбкой говорил о литературной «мафии» европейцев в Америке. В нее он, кроме себя самого, зачислял Станислава Баранчака, Иосифа Бродского и Томаса Венцлову.Не знаю, что думают русские о Венцлове — литовском поэте, преподающем славянскую литературу в Йельском университете. В Польше он известен и ценим. Широкий отклик получил опубликованный в 1979 г. в парижской «Культуре» «Диалог о Вильнюсе» Милоша и Венцловы, касавшийся болезненного и щекотливого вопроса — польско-литовского спора о Вильнюсе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Борис Парамонов — философ, блестящий стилист, один из самых оригинальных и острых современных авторов, заслуживший репутацию мастера интеллектуальных парадоксов. С 1980 года живет в Нью-Йорке.В настоящем сборнике Борис Парамонов предстает как исследователь и комментатор академического склада.
Эта книга — первая в России попытка представить крупнейшего англоязычного поэта Уистена Хью Одена (1907–1973) в качестве эссеиста. В сборник вошли эссе о Фросте, Кавафисе, Шекспире, Эдгаре По, Кафке, а также размышления Одена о природе поэтического творчества.Книгу дополняют избранные стихотворения поэта.
«Я родился в первой половине прошлого века. Так выгладит 1949 год из нынешних дней. Так время помещает тебя без спросу в эпос. Москвич-отец с эльзасскими корнями и ашхабадка-мать из тамбовских молокан поженились в Германии, я родился в Риге, много лет прожил в Нью-Йорке, эти строки пишу в Праге». Это начало книги, написанной в жанре эссе, сочетающего автобиографию, путевую прозу, лирические и публицистические отступления. Автор совершает путешествие в поисках той страны, в которой он родился и которую оставил; тех новых государств, на которые распался Советский Союз; собственных корней и истории своей семьи.