Приданое лохматой обезьяны - [11]

– Интернет, что ли? – спросила Варвара.

Я решила не вдаваться в подробности:

– Вроде того.

Некоторое время мы ехали молча. Потом с заднего сиденья раздался приятный баритон:

– Разрешите спросить?

Надо же! Гена-то умеет говорить!

– Если он Иван Сусанин, то… – продолжал жених.

– Замолчь! – приказала Варя. – Без тебя нервно.

Геннадий проглотил язык. Я решила приободрить парня.

– Понимаю ваш невысказанный вопрос. Если он Иван Сусанин, то не крутимся ли мы, как поляки, в непролазной чаще? Я пошутила, навигатор замечательная штука.

– Ваще я про другое размышлял, – еле слышно произнес Гена. – Сусанин был мужчиной, а коробка почему-то женским голосом вещает.

– Хорош трендеть! – гаркнула Варвара. И добавила чуть потише: – Измучилась я вся. Вдруг платья дорогущие?

– Кто вам посоветовал этот магазин? – спросила я.

– Соседка, – ответила директриса школы. – Она дочь замуж весной отдавала.

– Надо было спросить, сколько стоит наряд невесты, – продолжала я.

– Катька сказала: миллион отдала, – вздохнула Варя.

От неожиданности я отпустила руль. Потом схватилась за баранку и уточнила:

– Рублей?

Варвара хмыкнула:

– Чего ж еще? Уж не луковых головок!

– Мам, она набрехала, – пискнула Нина. – Откуда у Катьки такой капитал?

– С каким-то москвичом спит, – вздохнула Варя. – Поговаривают, он олигарх с рынка, три палатки держит.

– Сомневаюсь, – кашлянул Гена, – Катя страшная.

– Наврала она, – повторила Нина. – Хотела, чтоб все завистью изошли. Потому и ценник у доченьки с платья не срезала. Видела я ту бумажку! Десять тысяч синей ручкой написано и еще два ноля черной прималевано.

– Доберемся и увидим, – вполне мирно сказала Варвара.

Я не принимала участия в беседе, хотя меня немало удивило поведение незнакомой Кати. Если она приврала по поводу цены свадебного наряда, то зачем отправлять соседку в тот же салон? Правда моментально выплывет наружу.

Не успели мы войти в помещение, заставленное манекенами в белых нарядах, как появился парень и затараторил, словно сорока:

– Здравствуйте. Меня зовут Эдуард. Спасибо, что выбрали наш салон. У нас лучшие платья по лучшей цене. Лучшим клиентам лучшая скидка! Лучшие клиенты сегодня вы.

– Замолчь! – велела ему Варя. – Весь мозг сразу уболтал.

Но Эдик оказался крепким орешком. Слова потенциальной покупательницы он проигнорировал и застрекотал с удвоенной силой:

– Понимаю ваше нервное состояние. Как вас величать?

– Варвара Михайловна, – бормотнула тетка.

Эдик нежно прикоснулся к ее плечу.

– Варварочка, доверьтесь мне и будете самой привлекательной невестой. Как вам вариант «Осень патриарха»?

Широким жестом продавец указал на нечто несуразное. Я замерла, приоткрыв рот. Неужели найдется хоть одна девушка, желающая это приобрести?

Широкая белая юбка походила на гигантский абажур. Сходство с ним ей придавала не только форма, но и обильная бахрома. Ткань, натянутая на каркас, блестела и переливалась множеством не совсем аккуратно приклеенных блесток; подол платья, густо утыканный крошечными бумажными розочками, сильно смахивал на венок, который наши люди, начисто забыв, что церковь не приветствует в светлую праздничную неделю после Пасхи посещение кладбищ, вешают на оградки могил. Сверху невесте предлагался корсет, расшитый атласными шнурами, хотя столь глубокое декольте у невинной девушки не только неуместно, но и неприлично. А еще невесте нельзя будет дышать, иначе ее бюст просто выпадет наружу.

– Боже! – воскликнула Нина. – Ну и ну!

Я выдохнула. Похоже, у дочки Варвары есть вкус. Она не желает напоминать очумевшего от счастья дембеля, разукрашенного аксельбантами из веревок, а также походить на помесь абажура и похоронного венка.

– Какая красотища! – продолжала Нина. – Мама! Вот оно!

Эдуард изобразил удивление.

– Мама? Невероятно! Я думал, эта девушка ваша подружка, а вы, чуть ее постарше, решились на замужество. Сейчас модно расписываться после двадцати пяти. Да ладно, не шутите!

Меня столь откровенная лесть рассмешила, но Варвара покраснела и вдруг, кокетливо поведя плечами, выдала:

– Ну, я ее рано на свет родила. Сколько, мил человек, стоит «Осень патриарха»?

– Договоримся, – легкомысленно отмахнулся Эдуард. – Я настолько поражен вашей красотой, что скину цену. Но вы сначала получше изучите ассортимент.

– Мама! Хочу это! – заканючила Нина. – Оно мне снилось!

– Больно голое, – усомнилась Варвара, – нецеломудренное. Батюшке в церкви не понравится.

Гена откашлялся.

– Да попу это по барабану! Он Наташу Малышеву обвенчал и не чихнул, хотя даже жених покраснел, когда невесту увидел. А Макс в стриптиз-клубе охранником стоит.

– Точно! – запрыгала Нинка. – Натка в ботфортах к алтарю пошла, юбка по самое не хочу и грудь, как на подносе.

– К «Осени патриарха» я подберу накидку, – пообещал Эдуард. – В подарок от фирмы. И туфли подходящие у нас есть. Вуаля!

Движением фокусника продавец извлек словно из воздуха коробку, снял крышку и достал обувь. Я снова потеряла дар речи.

Белая лодочка имела мысок, украшенный брошью, в центре которой горел «рубин» размером с мой кулак. Но главная красота таилась в каблуке. Обычную тонкую шпильку заменяла фигурка тучного амура в стыдливой набедренной повязке. Глаза у вестника любви тоже пламенели красными камнями. Очевидно, создатели обувки считали амурчиков альбиносами.