Причуда. В 16:50 от Паддингтона. Испытание невиновностью - [184]

— Некоторые истины, — сказал Филип, — приходится постигать на собственном опыте. И знаешь, Эстер, тебе это все во вред не пошло. Наоборот, помогло повзрослеть. Или могло бы помочь, если бы ты не сопротивлялась.

— Мама тут же кинулась меня… спасать, — то ли с обидой, то ли с негодованием проговорила Эстер. — Приехала, все уладила и сказала, что, если я действительно хочу стать актрисой, надо учиться, надо сначала поступить в школу драматического искусства. Но я вовсе не стремилась стать актрисой и к этому времени уже поняла, что у меня ни на грош таланта. В общем… пришлось возвратиться домой. А что еще мне оставалось?

— Нашлись бы, наверно, и другие выходы. Но этот был самый легкий.

— О да, — с горечью подтвердила Эстер. — Ты так хорошо все понимаешь! Я ужасно слабохарактерная, настоящая размазня. Вечно выбираю что полегче. А если взбунтуюсь, обязательно выходит какая-то глупость или вообще ничего не получается.

— Ты очень не уверена в себе. Почему? — сочувственно спросил Филип.

— Может быть, потому, что я не родная, а приемная, — сказала Эстер. — Я узнала это только в пятнадцать лет. Про остальных-то я знала, а потом как-то спросила… оказывается, я тоже… На меня это подействовало просто ужасно. Словно земля из-под ног ушла.

— Ох, какая же ты мастерица все драматизировать, — покачал головой Филип.

— Она не была мне матерью! Она совершенно не понимала, что я чувствую. А просто относилась ко мне с добротой и терпением и планировала за меня мою жизнь. О, как же я ее ненавидела! Это отвратительно с моей стороны, я знаю, но я ее ненавидела.

— А знаешь, ведь очень многие девочки переживают такой период, когда они ненавидят своих матерей, — сказал ей Филип. — Так что в твоих чувствах не было ничего такого уж особенного.

— Я ненавидела ее за то, что она всегда была права. Когда человек всегда прав, это невыносимо. Рядом с ним начинаешь чувствовать себя все никудышнее и никудышнее. Филип, все это так ужасно! Что мне делать? Как быть?

— Выходи за этого симпатичного парня, который за тобой ухаживает, — ответил Филип. — Остепенись. Стань доброй женушкой трудяги-врача. Или это для тебя не достаточно блестящая перспектива?

— Он уже больше не хочет на мне жениться, — сокрушенно отозвалась Эстер.

— Откуда ты взяла? Он что, так и сказал? Или ты просто фантазируешь?

— Он думает, что это я убила маму.

— Вот как? — Филип замолчал на мгновение, а потом вдруг выпалил: — А на самом деле нет?

Эстер резко обернулась к нему:

— Ты почему спрашиваешь? Объясни!

— Просто поинтересовался. Дело внутрисемейное, так сказать. Не для передачи в инстанции.

— Если бы это сделала я, думаешь, я бы тебе сказала?

— Конечно, разумнее было бы не говорить, — согласился Филип.

— Он знает, что убила я. Он так мне и заявил. И еще сказал, что я могу смело ему довериться, все будет в порядке, мы поженимся, и он за мной присмотрит. Он… он не допустит, чтобы это стояло между нами.

— Ну и ну, — присвистнув, сказал Филип.

— И бесполезно… бесполезно объяснять ему, что я не убивала. Он ведь все равно не поверит, правда?

— Должен поверить, раз ты это отрицаешь.

— Я не убивала! — взволнованно воскликнула Эстер. — Слышишь? Это не я! Не я! Не я! — Она вдруг махнула рукой и замолчала. — Звучит неубедительно, — проговорила она.

— Правда часто звучит неубедительно, — утешил ее Филип.

— Мы… мы не знаем, — продолжила Эстер. — Никто не знает. И все тайком друг за другом наблюдают. Мэри посматривает на меня. И Кирстен. Она так бережно за мной ухаживает, так ласково со мной обращается… Ну ясно, тоже считает, что это я. У меня нет выхода. В этом все дело, понимаешь? У меня нет выхода. Лучше уж действительно пойти к обрыву и броситься оттуда вниз головой…

— Бога ради, Эстер, не болтай глупостей. Выход всегда можно найти. И даже не один.

— Например? Нет, ничего нельзя сделать. Для меня все пропало. Разве можно жить с этим дальше, вот так, день за днем? — Она посмотрела на Филипа. — Ты, конечно, считаешь меня ненормальной. А что, если это и вправду я убила? И теперь мучаюсь от раскаяния? Может быть, вот здесь, — она картинно прижала руку к груди, — хранятся страшные воспоминания.

— Не будь дурочкой.

Филип поднял руку и притянул Эстер к себе. Она почти упала поперек его кресла. Он поцеловал ее.

— Хороший муж, вот кто тебе нужен, моя девочка, — сказал он. — А не этот напыщенный молодой болван Дональд Крейг, у которого голова набита психиатрией и учеными словечками. Ты такая глупенькая, такая дурочка и — совершенно прелестная, Эстер.

Открылась дверь, и на пороге застыла Мэри Даррант. Эстер оттолкнула Филипа и поднялась, а он смущенно улыбнулся жене.

— Я тут пытаюсь приободрить Эстер, Полли, — объяснил он.

— О, — только и произнесла Мэри.

Она вошла в комнату и бережно поставила поднос на столик рядом с креслом Филипа, демонстративно не глядя на Эстер. Девушка растерянно смотрела то на мужа, то на жену.

— Ну ладно, — наконец сказала она. — Я, пожалуй, пойду и… пойду и…

Так и не договорив, она вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

— Эстер в тяжелом состоянии, — сказал Филип. — На грани самоубийства. Я пытался отговорить ее, — добавил он.