Причина смерти - [8]

Они шли в простых чёрных передниках, без украшений, не накрасившись, взлохматив волосы. Металлического оружия не было, только каменные топоры, бога почему-то раздражал металл. Царь шёл налегке, иногда воздевая руки к небу в привычном жесте отчаянной просьбы и мрачного достоинства. Воины запевали гимн морскому царю, но голоса глохли в песке, камнях и колючках, до бога мольбы не доходили. Два воина несли двух белых ягнят, пятеро — кувшины с тягучим и смолистым вином, четверо — тяжёлые носилки, на которых спала, одурманенная алкоголем, юная и красивая девственница.

Девочку из уважения к царю, в надежде на милость бога и память предков, уступил отец — бедный и глупый крестьянин, свободный землевладелец. Рабыня не годилась, владыка вод потребовал в жертву именно свободную девственницу. Теперь она спала в беспамятстве, впервые попробовав вина, с блаженной улыбкой на лице. Молодые воины — красивые, добрые и воспитанные юноши из знатных семей, крепились, смирившись с неизбежностью трагедии, но слёзы стекали по лицам, капали на выпуклые мышцы груди, иногда слышалось сдержанное всхлипывание. Царь не плакал, хотя в близком финале именно ему предстояла роль палача, безропотного прислужника морского чудовища. Ужасная роль предусматривала не только соучастие в убийстве юного и невинного существа, но и скорбные ритуалы, унизительные мольбы к ненавистной гадине, уговоры принять страшную жертву.

Вообще история была жестокая и отвратительная. Рассказ о ней, написанный чётким почерком мемфисского писца, царь недавно получил для дворцовой библиотеки. После длинного вступления в занудном египетском стиле с необходимыми, но скучными заклинаниями, славословиями Фараону, наставлений юным писцам и каких-то анекдотов с замороженным официальным египетским юмором папирус повествовал о трагической истории эфиопского царя Кефея. Он был внуком морского бога и младшим братом, с огромной разницей в возрасте, ныне здравствующего Фараона.

Царя всегда раздражали бесконечные египетские словесные пируэты, однако, он был вынужден читать подробно и внимательно, поскольку неуважение к слову, тем более написанному и обоснованному специалистами лучшей в мире службы безопасности, могло обернуться неожиданными и тяжёлыми неприятностями. Царь завидовал Фараону, огорчался, что его имя некому оградить от немилости гирляндами изысканных заклинаний и многозначительных историй, но всё равно вздохнул с облегчением, когда речь пошла об Эфиопии, и стал читать гораздо внимательней, тем более, что Кефей, как, впрочем, и Фараон, был его двоюродным дядей.

Папирус кратко и сурово рассказал о невероятном кокетстве и бессмысленной гордыне царской жены, о зависти и злобе, которые обратили на неё морские богини. Они нашли, что нашептать морскому богу, тот охотно разозлился и несколько лет подряд терзал страну жесточайшими стихийными бедствиями. После долгих уговоров владыка вод согласился сменить несправедливый гнев на непостоянную милость за совокупление с прекраснейшей девственницей Эфиопии, а ею естественно и неизбежно оказалась царская дочь Андромеда. Деваться было некуда, девушку привязали к прибрежной скале и ушли, рыдая, поскольку шансов выжить после такого соития у неё почти не было.

А дальше, морскому царю, грубо говоря, обломилось. Нашла коса на камень. Обнажённая девица, рыдавшая на морском берегу, привлекла желания других богов, красавец Персей спустился с небес, повелитель моря срочно капитулировал перед превосходящим противником и оставил девицу и страну в покое. Герой взял красавицу в жёны и под благословения эфиопов улетел с ней на север, чтобы там в одиночестве насладиться ценнейшим призом своей силы и неустрашимости.

Этим история для Эфиопии и закончилась. Продолжение следовало на Крите. Юноши книжек не читали, поэтому для них всё было ново и неожиданно. Царь любил чтение и видел в местных событиях продолжение того, что несколько лет назад произошло на далеком юге. Многое было скрыто и от его пытливого взора. Царь не знал, в каких отношениях владыка эфиопских морей состоял с критским богом, были они различны или тождественны, был нынешний приказ местью за прежнюю неудачу, или сладострастие морского царя приняло причудливую саморазрушительную форму.

Ах, деваться было некуда. Скорбная процессия достигла морского берега. Положенные танцы, заклинания и призывы были исполнены быстро, с желанием как можно скорее закончить тягостный ритуал. Из каменной толщи выскользнули две золотые цепи. Девушку сняли с носилок, раздели догола и подвели к скале, она была так пьяна, что повалилась бы без помощи юношей, цепи прильнули к её рукам и прижали к камню не слишком грубо, но достаточно плотно, чтобы не упасть.

Девица была по-крестьянски полной, с крепкими розоватыми ногами, выпуклым объемным задом, маленькой грудью с бледными сосками и небольшими глазками на круглой курносой мордочке. Тело было неухоженным, под мышками росли кудрявые волосы, влажные от пота, другие волосы с вульгарным целомудрием вились в тёмно-рыжем треугольнике и уходили в плотную складку между ног, закрывая нежнейшие куски плоти. Крестьянка была грубовата и неизящна, она была полной противоположностью царице, но возбуждала такое яростное желание, что царь с облегчением уловил приказ владыки вод прекратить действия и освободить место для него, великого Посейдона.