Причеши меня - [38]
Подросток, который вчера просто ходил в школу, а сегодня вынужден спасать ее от террористов, выполнив (или провалив) миссию, наверняка сильно поменяется, многое пересмотрит, возможно, и сойдет с ума. А вот опытный и подготовленный к такому спецназовец, вполне вероятно, воспримет это — со всеми жертвами, рисками и вынужденными выборами — как рутинную боевую задачу. Дело здесь не в «отбитой эмпатии», а в приобретаемых со временем психологических механизмах, позволяющих представителям силовых и правоохранительных органов вообще делать свою работу. Вашего «коммандос» не будет качать на эмоциональных качелях. Он не «уйдет в завтрашний день совсем другим». Вполне возможно (хотя, конечно, все индивидуально), он спасет всех, никак не поменявшись внутри, и отправится пить кофеек. И где-то между этими двумя полюсами «переломности» будет находиться, допустим, молодой военный, что-то уже в жизни повидавший. Он вряд ли переживет полную внутреннюю трансформацию, поучаствовав в таком, но некоторые перемены его затронут.
Пример утрирован, зато прозрачен. Речь о том, что способность и потребность меняться не святой долг персонажа, а черта характера, которая может проявляться в разных масштабах и, кстати, требует обоснования. Не стоит превращать персонажа в кого-то другого только потому, что «ну, тут же такие обстоятельства!». Именно в попытках создать искусственную динамику характера: натянутые конфликты, нелепые драмы, якобы сломы и якобы срывы, когда вроде как «ничто не предвещало», — можно потерять личность того, о ком вы пишете. Неэтично приводить примеры подобных книг, но скажу, что, как правило, это заметно в некоторых фанфиках. Там даже специальная метка есть, ООС (out of character).
Это просто стоит принять. Бывают истории, где превращение «из куколки в бабочку» или «из Джекила в Хайда» не получится и, более того, не нужно. И если присмотреться, окажется, что их даже больше, чем первых, стоит только выйти из сегмента молодежной прозы (где герои действительно знают толк в ломаных графиках). Сформировавшиеся люди меняются намного реже. Как правило, они только корректируют или изживают в себе отдельные черты, приспособляясь к обстоятельствам и реагируя на те или иные факторы. Для меня интересный пример таких мелких трансформаций по мере необходимости — классический Шерлок Холмс. Если читать рассказы Конан Дойла по порядку и одолеть их все, станет заметно, что динамика в характере Холмса все же есть. Наиболее ярко она проявляется в его привязанности к Ватсону: они дружат долго, с годами Холмс чуть пересматривает свое отношение к нему и к эмоциональной сфере в принципе. Да и если взять мушкетеров, настоящие изменения в личностях Атоса, Портоса и Арамиса, на мой взгляд, начинаются в более поздних книгах. В первой части растет в основном гасконец; трансформации остальных еще впереди. И это приводит нас к главному, пожалуй, выводу: чем сложнее система героев, тем менее очевидной должна быть общая «карта» их внутренних трансформаций. Да, да, ее тоже стоит нарисовать!
В многолинейных книгах обычно есть разные персонажи:
• те, кто проходит полную трансформацию, полноценный путь героя или злодея[23] (а возможно, как некий хоббит, они успевают погулять «туда и обратно»);
• те, кому приходится проработать отдельные черты, чтобы преодолеть проблемы;
• те, кто, по сути, мало чем отличается в начале и в конце истории, — они служат, так сказать, заземляющим элементом для всех мятущихся личностей и читателя, уставшего от их эмоциональных качелей.
В общем, меняться — нормально и не меняться — тоже, была бы логика. А статичного персонажа можно все равно раскрыть интересно, например показав во флешбэках его путь к этой статичности. Обычно у таких людей богатое прошлое. Вспомните Грегора Жераля из (моей!) дилогии «Ветер странствий», прошедшего с детства громадный путь к своему железному характеру. На момент основного сюжета меняться ему уже не надо, ну разве что признать свою чрезмерную любовь к наглым блондинкам.
Есть нюанс: когда статичен сильный персонаж, который во всем себя устраивает, — это одно. А когда герой слаб, постоянно получает по голове и при этом не эволюционирует, потому что боится или не хочет меняться, — у читателя (и у жизни) к нему куда больше вопросов и даже упреков. И тут время возвращаться к началу поста. Эволюция, ребятки. Эволюция. Писательские советы все-таки даются не с потолка, иногда без character development никак. Динозавры нам это доказали.
Мы начали с обсуждения речи персонажей? Им и закончим, но с другого угла. В следующей главе мы поговорим о том, где уместны, а где, скорее, мешают описания и как корректировать их объем; здесь же отпрепарируем диалоги. Так вот. Первое и главное.
Ваши персонажи. Должны. Общаться. Хоть речью, хоть мимикой и жестами. Думаете, очевидно? Как показывает практика, некоторые авторы относятся к этой истине с опаской и вероломно экономят на диалогах. А всё почему? Они боятся, что диалог:
• будет неестественным,
• что-то излишне «разжует»,
• окажется пустым и бессмысленным.
Каждое опасение подкреплено многолетними писательскими экзекуциями — классику ругают в духе: «Что ж герои философствуют и философствуют, они вообще заткнутся? Люди так не выражаются!»; про современную молодежную прозу говорят: «Ну да, ну да, эти подростки прям такие остроумные!» Да, бывает, что текст перегружен однотипными диалогами; бывает и так, что манера чьей-то речи нам категорически не импонирует. Что делать? Как выверить количество и объем своих диалогов? Как всегда, ответить на вопрос, какую художественную задачу вы решаете. Это может быть:
Дом Солнца окутала тьма: царь его сам шагнул в пламя и отдал пламени всю свою семью. Мертв и величайший царев воевода, не вырвавшийся из клубка придворных распрей. Новому правителю не остановить Смуту и Интервенцию; всё ближе Самозванка – невеста Лунного королевича, ведущая армию крылатых людоедов. Ища спасения, он обращается к наёмникам Свергенхайма – Пустоши Ледяных Вулканов. Их лидер вот-вот ступит на Солнечные земли, чтобы с племянником нового государя возглавить ополчение. Но молодые полководцы не знают: в войне не будет победителя, а враг – не в рядах Лунной армии.
1870 год, Калифорния. В окрестностях Оровилла, городка на угасающем золотом прииске, убита девушка. И лишь ветхие дома индейцев, покинутые много лет назад, видели, как пролилась ее кровь. Ни обезумевший жених покойной, ни мрачный пастор, слышавший ее последнюю исповедь, ни прибывший в город загадочный иллюзионист не могут помочь шерифу в расследовании. А сама Джейн Бёрнфилд была не той, кем притворялась. Ее тайны опасны. И опасность ближе, чем кажется. Но ответы – на заросшей тропе. Сестра убитой вот-вот шагнет в черный омут, чтобы их найти.
Австрия, 1755 год. Императрица Мария Терезия бьётся за то, чтобы жизнь подданных стала благополучнее и безопаснее, а свет Науки и Справедливости достиг каждого уголка страны. Но земли Габсбургов огромны: где-то не стихают бунты, а где-то оживают легенды и сама ночь несёт страх. Когда в отдалённой провинции начинаются странные смерти, в которых местные жители винят вампиров, императрица отправляет проводить расследование Герарда ван Свитена – врача, блестящего учёного и противника оккультизма. И Мария Терезия, и доктор настроены скептично и считают происходящее лишь следствием суеверий и политических интриг.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.
«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.
Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.
Лаконичное и обманчиво простое руководство по писательскому мастерству, которое научит видеть и чувствовать определенные элементы прозаического текста, техники и режимы повествования; различать эти элементы, чтобы эффективно использовать их и оттачивать мастерство. Каждая глава включает примеры из мировой классики с остроумными комментариями Урсулы Ле Гуин и упражнения, которые можно выполнять в одиночку или в группе. Все упражнения тренируют основные элементы нарратива: как рассказывается история, что движет ее вперед, а что тормозит. На русском языке публикуется впервые.
Внутренняя сила скрыта в каждом из нас, нужно лишь осознать это. В этой книге потомственный шаман-тольтек дон Хосе Руис делится историями, практиками и медитациями, которые помогут раскрыть свой природный потенциал и выйти на новый уровень самопознания и жизни.
В своей новой книге Дмитрий Горелышев дает аналитические и раскрепощающие упражнения для рисования набросков с фигуры, рекомендации по организации личной практики, а также ответы на наиболее часто задаваемые вопросы. Эти упражнения помогут как начинающим рисовальщикам, будь то иллюстраторы, художники-любители или студенты художественных вузов, так и профессиональным художникам разнообразить практику рисования человека, сделать ее по-настоящему увлекательной и полезной.
Авторская методика Александра Рыжкина из 6 этапов, основанная на двадцатилетнем опыте преподавания, — уникальное прикладное пособие для всех, кто хочет овладеть навыками академического рисунка головы человека. С помощью пошаговых указаний и подробных пояснений вы добьетесь искусного исполнения, глубины, цельности и выразительности рисунка в своих работах.