Причастие мёртвых - [2]

Чевас так хорошо представил себе тийрмастера, который говорит это Турку. Прямо слово в слово услышал. Так по-дурацки никто больше не говорил во всем Алаатире. Они же правда вместе охотятся, Турок и Пес. Все знают, что это значит, так почему об этом вслух сказать нельзя?

Бешеный Пес снял очки, и  Чевас увидел, что у него глаза накрашены. Натурально, подведены черным, как у бабы или какого-нибудь гота. Cojonudo[3]! Чевас  подумал, что это же смешно! Турок охотится с парнем, который красит глаза! Смешно же, ну?! Но смешно не было. Густо подведенные черным глаза гринго были… как дневное небо. Чевас триста шесть лет не видел синего неба. Нет, он точно был не из тех, кто засматривается на парней, но небо днем, небо при свете солнца — когда еще получится увидеть такое? Турок охотится вместе с этим парнем, может каждую ночь смотреть на него. Турку повезло.

— Иди сюда, saukerl[4]! –  Пес отвернулся, и Чевас раздосадовано подался ближе к краю контейнера. Он хотел видеть небо, он думал, что, может быть, увидит и солнце. — Я жду! — в голосе Пса было нетерпение.

Чевас не мог ему отказать: ради того, чтоб еще раз взглянуть в эти глаза, он был готов на все. Не убьет же. Кого он может убить, этот мальчик? И Чевас спрыгнул вниз с двадцатифутовой высоты. Вниз проще, чем вверх. И быстрее. Он прыгнул, и его стало видно, и синие глаза гринго прищурились. Черные очки еще не успели упасть на бетон, когда в руках Бешеного Пса появилось два пистолета.

Он расстрелял Чеваса на лету. Двенадцать пуль в голову. Всё как рассказывали, так он и убивает вампиров: сначала пули в голову, потом нож в сердце, а потом — огонь.

Неспособный пошевелиться, Чевас мешком свалился на землю, тело отдалось болью, не настоящей, но, madre, до чего же сильной! Последнее, о чем он взмолился богу, в которого не верил, это о том, чтобы все стало неправдой, чтоб Бешеный Пес исчез, чтоб его не было! Пожалуйста, Господи, пусть его не будет!!!

И Пса не стало.

Он исчез вместе со своими пистолетами, своим плащом и дурацкими черными очками. Хотя… нет. Очки остались валяться на земле. Чевас видел их краем глаза.

Надо пережечь кровь, чтоб исцелить раны, найти кого-нибудь, кого можно очень быстро съесть, кого-нибудь, кого не хватятся или хватятся не сразу. И надо забрать очки. Это трофей. Puta madre, настоящий трофей! Бешеного Пса больше нет! Об этом никому нельзя говорить, очки никому нельзя показывать, но его больше нет, и это главное!

* * *

Эрте сказал ждать на Рейлинплац, там, где открываются порталы. Как всегда, ничего не объяснил. И понятно было бы, если б он выделывался своим даром провидца, напускал туману, чтоб выглядеть значительней, так ведь нет, ему это не надо. Он просто так ничего не объясняет, не считает нужным, и все. Может, снисходи он до объяснений, они бы меньше ссорились. А может, и нет. Нелюбовь к приемному отцу тлела, как угли, иногда разгораясь до ненависти, но чаще, как сейчас, мерцала привычным глухим раздражением. Ну его к акулам! Мартин встретит, кого там надо встретить, потом сдаст Эрте с рук на руки, и дальше не его забота.

По другую сторону фонтана на мостовой засветился радужный круг, как масляное пятно на воде. Еще шесть секунд… Мартин выкинул сигарету в урну, встал, скрытый от портала подсвеченными водяными струями, машинально начал обратный отсчет. Радужные переливы становились все ярче. На шестой секунде круг вспыхнул так, что пришлось прищуриться, и погас.  На площади у фонтана остался человек. Тощий подросток, белоголовый, как одуванчик.

Зачем Эрте могло понадобиться это чучело?

Ладно, надо дать ему осмотреться. Сейчас он злится или испуган. Через пару минут начнет удивляться, тогда можно будет подойти. А там всё как у психологов: отрицание, гнев, торги, депрессия, принятие. Скукота! Все выпортоши поначалу одинаковые.

— Долбаные феи! — услышал Мартин сквозь шум воды, — сраные, мать вашу, цветочные ублюдки, дюймовочки поиметые…

То, что новичок ругался как извозчик или автослесарь, это бы еще ничего, Эрте и не обещал приличного человека, Эрте, собственно, вообще ничего не обещал. Но то, что ругательства время от времени прорывались самым настоящим рыком, тяжелым, низким и непонятно где помещавшимся в этом недомерке, это было... это отчасти объясняло, в чем интерес. Новенький — нелюдь, нелюди бывают полезны. Но не до такой же степени, чтоб отправлять Мартина лично их встречать.

Взяв, наконец, на себя труд взглянуть на блондина повнимательнее, Мартин озадачился снова. Тот был мертвым. Или не-мертвым. Словом, из всех нелюдей, которых Хаос и судьба закидывали на Тарвуд, Эрте умудрился выбрать самый скучный и бессмысленный вариант — упыря. Днем бесполезен, ночью ограниченно функционален, тем же феям в подметки не годится, да еще и неконтролируем, пока не поест досыта. Ну… мит перз[5]. Эрте достал уже со своими закидонами.

Однако, поскольку достал его Эрте уже давным-давно, а новенький был не виноват ни в этом, ни в том, что оказался на Тарвуде, надо было объяснить ему, что произошло, куда он попал — встретить, в общем, по доброй тарвудской традиции.