При реках Вавилонских - [156]

– Она спасла ему жизнь, – сказал он. – Так что за ним должок. Напомните, когда парень выйдет из госпиталя.

Берг скомкал карту и бросил в мусорную корзину.

В числе погибших были и секретари, и переводчики, и помощники. Четверо тех, кого зарезали на посту. Те, кому судьба определила умереть в воздухе, не долетев до Иерусалима. Берг не знал их всех и был рад этому обстоятельству, потому что в его сердце уже не осталось места для печали обо всех.

Несколько человек числились пропавшими без вести. Самая жестокая и тяжелая статистика. Что делать их родным и близким? Оплакивать мертвых или надеяться на то, что они живы? Пусть раненные, пусть искалеченные, пусть в плену, но живы? Молиться за то, чтобы они попали к арабам? Лучше других на этот вопрос ответила бы, пожалуй, Мириам Бернштейн. Теперь у нее было двое таких.

Значилась в этом списке и Наоми Хабер. Берг совсем не знал, что случилось с ней. Как, впрочем, и остальные. Некоторые всерьез полагали, что она спустилась ночью по склону и застрелила Каплана, положив тем самым конец его мучениям. Все слышали какой-то выстрел, и было бы наивно полагать, что милосердие проявили сами мучители. Но если так, то где Наоми? Коммандос ее не нашли.

И еще Джон Макклюр. Человек-призрак исчез незаметно, как и подобает людям его профессии. Берг хорошо понимал Макклюра, мир которого был и его собственным миром. В этом мире возможно все, но нежелание показаться своим спасателям представлялось странным даже по стандартам этого мира. Он ли застрелил полковника Ричардсона? Берг подозревал, что именно так и произошло, и даже догадывался, в чем дело. Врачи, проводившие вскрытие американца, сообщили, что пули в теле не оказалось – она прошла навылет. Значит, стреляли с близкого расстояния.

Но где Макклюр теперь? Возможно, в американском посольстве в Багдаде. Или на явочной квартире в Хиллахе. Берг ничуть не удивился бы, если бы Макклюр всплыл однажды, например, в библиотеке Информационного бюро Соединенных Штатов в Бейруте. Такой незаметный архивный работник. Они всегда возникают именно так.

Майор Барток повернулся и поинтересовался, хорошо ли Берг знал Хоснера:

– Он действительно вел себя как настоящий лидер?

– Действительно.

Хоснер. Где он, Яков Хоснер? Возможно, погиб. Узнают ли они когда-нибудь всю правду?

Непростой был человек, и Берг все еще не мог разобраться в своих чувствах к нему. Конечно, его поведение определялось не только личной ненавистью к Ахмеду Ришу, но эта ненависть, безусловно, сыграла немалую роль. И еще Бергу казалось, что Хоснером двигало стремление к смерти. Конечно, он хотел жить, но при этом хотел и умереть. В такой игре не проиграешь. Хоснер остался победителем. До самого конца. Возвращение в Иерусалим ставило его перед необходимостью отвечать на весьма неприятные вопросы, и, будучи человеком гордым, он нашел для себя выход. Остался там, где победил.

* * *

Мириам Бернштейн сидела на полу, прислонясь к переборке и подтянув к груди колени. Монотонный гул двигателей убаюкивал, но она не могла уснуть. Рядом на откидном брезентовом сиденье устроился министр иностранных дел.

Эйфория прошла. Пассажиры засыпали. Лишь несколько человек никак не могли отойти от всего произошедшего, с маниакальным упорством доказывая что-то смертельно уставшим соседям. Даже солдаты не хотели ни разговаривать с ними, ни слушать их и один за другим уходили в хвостовую часть. В воздухе стоял тяжелый запах тел, эфира и лекарств.

Мириам посмотрела на Давида Беккера, сидевшего, прислонившись к стене, на некотором расстоянии от нее. Давид не спал, но мысли его, похоже, блуждали где-то далеко. Многие в эти последние дни вели себя как настоящие герои, но если бы ей пришлось выделять кого-то одного, она, несомненно, выбрала бы Давида Беккера. Он легко, с улыбкой выслушал похвалы своих коллег, капитана Гейса и лейтенанта Штерна. Приятный человек, отличный летчик. Есть из кого делать героя. В Иерусалиме его ждут королевские почести. Тем более у Беккера американские корни. Ей он казался немного одиноким.

Мысли вернулись в настоящее, и Давид Беккер поймал на себе взгляд Мириам Бернштейн. Он попытался улыбнуться, но получилось неважно:

– А вот бортовой журнал мы потеряли.

Она улыбнулась:

– И мои хроники тоже пропали безвозвратно.

– Не очень-то удачные мы летописцы.

– Но постараться стоило.

– Верно.

Он усмехнулся и закрыл глаза.

Увидев, что Беккер спит, Мириам решила, что и ей не помешает немного отдохнуть.

Кто-то постучал ее по плечу. Мириам открыла глаза.

– Нам с вами нужно подготовить совместное заявление, – сказал министр иностранных дел. – И прежде всего необходимо отделить то, что произошло, от мирной конференции. Нужно восстановить прежний дух…

– Я не поеду с вами в Нью-Йорк, – перебила его Мириам.

Ариэль Вейцман удивленно посмотрел на нее:

– Почему?

– Не верю, что из этой затеи что-то получится.

– Чепуха.

Мириам пожала плечами. Что бы посоветовал Яков Хоснер? Он всегда относился к предстоящим переговорам с недоверием, но, возможно, сейчас предложил бы ей поехать и доказать, что женщина может быть такой же твердой и решительной, как и мужчина. Если арабы считали ее слабым звеном, то не стоит ли убедить их в обратном?