При дворе императрицы Елизаветы Петровны - [17]

   — Поди же сюда, Григорий, к благословенному столу этого гостеприимного дома, охотно уделяющему лучшие дары неба, как и подобает, служителям Церкви.

Молодой послушник поднялся и, повинуясь монаху, присел к его столу. Между тем отец Филарет уже успел второй раз наполнить вишнёвкой свой стаканчик и запил ею огромный ломоть хлеба со свежей икрой.

   — Смотрите, друзья, как милостив Господь Бог, всеблагий Отец, к нам, людям, Его недостойным детям, — проповедовал он, сильно растягивая слова, так, чтобы не нарушить ими важного занятия своих челюстей. — Он даровал курицам яйца, а осётру — эту икру, дабы человек мог питаться и принимать во чрево своё. Мы должны быть благодарны Господу Богу за это и пользоваться не одной лишь любезно нам дарованной пищей, но также святым примером и поучением. От птицы, несущей нам яйца, следует поучаться возносить свои мысли к небу, далече от всего земного... Рыбы пусть поучают нас погружаться в неизмеримые глубины веры, дабы увереннее и безопаснее плыть по житейским волнам, с верою в мудрость Провидения; она оградит нас от всех опасностей, как плавники несут рыбу над бездной морской.

Довольный столь образной нравоучительной тирадой, отец Филарет закусил её ещё добрым ломтём хлеба с икрою и, прищёлкивая языком, выпил ещё вишнёвки.

   — Так вот, друг мой Михаил Петрович, — продолжал он затем, — прикажи убрать теперь эту закуску... Она сделала своё — возбудила во мне аппетит, и я могу оказать честь и ужину. Если селянка готова, то пусть подают её, а пока дайте-ка мне кружечку кваску — страсть пить хочется после солёной рыбки да икры... А что же ты не ешь ничего, Григорий, — качая головой, с удивлением спросил он Потёмкина, ограничившегося небольшим куском хлеба с икрою и глотком водки. — Правда, твоё сухопарое тело не нуждается в обильном питании, но если ты будешь всегда так мало есть, то у тебя никогда не будет внушительного и достойного вида. Это не годится для пастыря Церкви. Даже древний мудрец Платон говорил, что совершеннее всего прекрасная душа в красивом теле. А потому, мой сын, ешь, чтобы тело твоё становилось полнее и шире и предоставило место для развития твоей души!.. А вот и селяночка! — воскликнул отец Филарет, прерывая свои поучения при виде полового с огромной миской в руках, из-под крышки которой по всей комнате разносился заманчивый аромат. — Ставь-ка сюда! — указал он на стол рядом с собою. — Да подайте сюда грибки...

Второй половой поставил на стол большое блюдо с белыми грибами, пододвинул к монаху глубокую чашу и подал ему две деревянные ложки и большую четырёхгранную бутыль с золотистым маслом. Отец Филарет насыпал грибов в чашу и обильно облил их маслом.

   — Вот, друзья, — сказал он, обращаясь к внимательно прислушивавшимся крестьянам. — Смотрите, как эти маленькие грибочки, так и люди на земле различны... различны по цвету, начиная от тёмно-красного и до чёрного... Есть богатые... бедные... знатные и ничтожные; однако всех их связует, как грибы — масло, чистое и высокое, кроткое и благотворное учение Церкви; как ни различны они, оно объединяет их в благотворной жертве... А потому насыщайтесь сим священным елеем вероучения и наставлений, щедро изливаемым на вас Церковью, как вот и я изливаю это превосходное масло нашего друга Михаила Петровича на эти грибки!.. Посмотрите на луковицы, — продолжал он, разрезая ножом несколько луковиц, поданных ему вместе с грибами, — их острота вызывает слёзы в глазах; это то же, что сознание своей греховности и недостойности; но, будучи смешана с маслом, эта острота придаёт отличный вкус. Так и гложущее сердце раскаяние в связи с нежным елеем святого поучения и руководства отцов Церкви нашей даёт исправление, которое столь же благотворно, как для меня, вашего недостойного слуги, эти отличные грибы!

Отец Филарет умолк и стал усиленно перемешивать грибы ложкой, а крестьяне между тем перешёптывались относительно премудрости и дивного дара слова просвещённого монаха. В то же время по губам Потёмкина скользнула тонкая, едва заметная усмешка. Наконец отец Филарет покончил с грибами, поставил перед собою миску с несколько остывшей селянкой и, наполнив ею две большие тарелки, для себя и для своего спутника, принялся за еду.

Красавица Анна поставила обратно на буфетную стойку пустые стаканы и осталась стоять возле неё, с опущенными долу глазами, чутко прислушиваясь к речам монаха, которыми тот сопровождал свои кулинарные занятия. Ревентлов, конечно, не понял ни слова, но благословлял в душе его многоречивость, дающую ему время налюбоваться девушкой. Последняя, чувствуя на себе его взгляды, по временам краснела и смущённо теребила свою меховую накидку.

Видя, что отец Филарет всецело занят содержимым своей тарелки, Ревентлов вполголоса сказал Анне:

   — Скажите, почему вы ушли, Анна Михайловна?.. Ведь вы не исполнили обязанности гостеприимства; мне хочется поучиться играть на балалайке, я немного играю на гитаре... Пойдите сюда, покажите, как можно извлекать такие дивные звуки из такого несложного инструмента. Может быть, впоследствии я научусь аккомпанировать вашему пению.