При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - [136]
Придерживаться правдивого изложения событий, как считает да Лусена, ему должен помочь источник. И, хотя он опирается на Квинта Курция, чье сочинение не дошло в полном объеме до времени да Лусены (утрачены первая книга, конец четвертой, начало пятой и еще некоторые отрывки), это всё же лучше, чем заведомо писать неправду. К тому же там, где отсутствуют сведения этого историка, да Лусена может воспользоваться сообщениями других авторитетных, по его мнению, авторов: Плутарха, Демосфена, Юстина, Иосифа Флавия. При этом больше доверяться следует Юстину, ибо он придерживается сюжетной линии Квинта Курция, и различаются их сочинения только стилем[1486]. Использование того или иного источника да Лусена обязательно оговаривает. Например, он отмечает, что в конце четвертой книги опирается на Юстина и Орозия[1487]. Заботится он и о достоверности. Ему свойственно сталкивание источников (если отсутствуют сведения из переводимого им сочинения), различных мнений, высказываемых в них. Естественно, его выбор падает на те факты, которые подтверждаются большим числом источников, или авторитетными, по его мнению, авторами. Например, некие сведения Винсента из Бове он отклоняет на том основании, что они не согласуются с другими сочинениями[1488]. Вообще, в своем сочинении португальский переводчик решительно отмежевывается от средневековой традиции, олицетворяемой в его труде Винсентом из Бове, опиравшимся на псевдо-Каллисфена в рассказах об Александре. Любопытным эпизодом, в котором проявляется как рационализм да Лусены, так и его связь с традиционной историографией, где главным авторитетом считалось Священное Писание, является глава о зачатии Александра[1489]. Еще Жан Воклен порывает с унаследованной от раннего Средневековья легендой о том, что Александр являлся сыном не Филиппа Македонского, а египетского фараона Нектанаба или самого Амона (или Юпитера). В его случае это было необходимо для создания идеализированного образа македонского царя, ибо конечной целью его труда являлось создание очередного зерцала государя. Васко да Лусена, в свою очередь, также отвергает подобные гипотезы, основываясь на произведениях Плутарха и Юстина. Однако в том, что касается легенды о Нектанабе, рассказанной Винсентом из Бове, он опровергает ее не чем иным, как Библией – первой книгой Маккавеев, в которой Александр назван сыном Филиппа, царя Македонского[1490].
Тем не менее португалец привносит некие новшества в первоначальный текст, что отличало все переводы Средневековья. Справедливости ради следует отметить, что таких привнесенных элементов и отступлений не так много, как в других подобных сочинениях, и да Лусена в основном следует тексту своего источника. Причем зачастую эти отступления и амплификации приходятся на те части перевода, где португальцу приходится прибегать к другим источникам, например, к сочинению Юстина, который приходит на помощь переводчику там, где не сохранился текст Квинта Курция. Да Лусена сам оговаривает этот момент, ибо, по его мнению, Юстин, не в пример Квинту Курцию, очень кратко описывает события, поэтому, чтобы выдержать стиль основного источника, ему приходится приводить больше деталей, опираясь на другие достоверные источники[1491]. В другом случае переводчику вообще приходится отойти от правдивого описания, ибо он не желал показать современникам плохой пример. Любопытно, что он открыто пишет о том, что Никомах в его переводе будет не юношей, как было на самом деле, а девушкой[1492]. Таким образом, с одной стороны, да Лусена как будто и не порывает с привычным пониманием назначения истории, призванной демонстрировать поступки, достойные подражания, а с другой стороны, подмена персонажей не должна сказаться на достоверности рассказа, ибо читатель был предупрежден об этом.
Тот же подход он демонстрирует и в «Киропедии». Сравнивая мнения Ксенофонта, Квинта Курция, Юстина и других историков, он сам решает, кому из них верить[1493]. На примере работы Васко да Лусены очевидно изменение в подходе к труду историка, пишущего о далеком прошлом. Теперь это не только компиляция предыдущих авторов, но попытка отсечь все вымыслы и фантастические сведения и показать истинные факты, основываясь на источниках и на здравом смысле. При этом наиболее авторитетными он считает античных авторов, а не средневековых хронистов, обогативших древнюю историю различными «баснями», по выражению самого да Лусены. Другими словами, перед нами наиболее яркое проявление применения критического анализа источников в бургундской историографии.
Влияние да Лусены на всех представителей бургундской историографии оказалось, видимо, незначительным. Тот же де Ла Марш, несмотря на все свои лестные отзывы об этом португальском историке[1494], не берет с него пример, работая над генеалогией бургундских герцогов. Он не только следует сложившимся традициям возведения рода правителей к какому-либо древнему герою, но позволяет себе, мягко говоря, несколько вольно интерпретировать источники, а по сути, просто фальсифицировать их. Так происходит со сведениями Диодора Сицилийского, который, по мнению де Ла Марша, доказывает происхождение герцогской династии от Геракла, хотя у самого античного автора вообще нет никаких упоминаний о пребывании этого героя на бургундских землях
