Президентский марафон - [22]

Все поняли, что там воюет наша армия, наши люди. И военные занялись своим делом, а гражданские - своим. И раскола не случилось. Хотя кое-кто, возможно, на это рассчитывал.

Именно тогда, в 95-м, Россию поразила новая болезнь - тотальная "отрицаловка", полное неверие в себя, в свои силы. Мы, россияне, разлюбили сами себя. А это для нации - исторический тупик.

Почему так произошло? В основе этих комплексов - детская наивность, воспитанная в людях советской властью. Детская вера во всесилие государства. И когда государство допустило ошибку, когда президент, как обычный человек, оказался в плену неких стереотипов (в частности, стереотипа о мощи российской армии), истерика захлестнула общество с головой. Разрушительная, тотальная истерика. Ее результаты мы пожинаем до сих пор.

... Летом и осенью 1996 года судьба вновь свела меня еще с одним российским политиком в погонах (погоны он, правда, к тому времени снял, но образа его действий это не изменило, в душе он остался генералом).

Я говорю об Александре Лебеде.

Я до сих пор помню его мощный голос в августе 91-го, когда он говорил мне в кабинете Белого дома: один залп из БТРов - и вся начинка здания заполыхает, все ваши герои попрыгают из окон. Тогда этот офицер Советской Армии вызвал во мне интерес и симпатию.

Но с течением времени я стал понимать, что за рыкающим голосом и медвежьей повадкой, за какой-то утрированной мужественностью стоит глубокая неуверенность в себе армейского человека, вырванного из привычной среды. Лебедь очень дружил в свое время с Павлом Грачевым (потом их дорожки круто разошлись). Так вот, Грачев - типичный генерал, который не хочет выходить за рамки устава, рамки армейского этикета, привычной армейской жизни. Ему и там хорошо. Лебедь, его бывший подчиненный, тип совершенно противоположный. Это тип российского офицера, который оказался за бортом той грандиозной системы, в которой он всю жизнь был важной деталью, и вдруг к сорока годам понял, что жизнь началась заново.

Я к этой человеческой драме отношусь очень серьезно и чувствую вину перед уволившимися из армии офицерами, которым новая российская власть не дала того, что обещала, - квартир, интересной работы, устроенности. Но это разговор другой.

Так вот, генерал Лебедь в каком-то смысле концентрированное выражение этой судьбы, этой человеческой драмы, кризиса личности, отчаянного поиска себя в новых условиях. Человек ринулся в политику, как в атаку. Ему задавали вопросы о международном положении - он рычал в ответ, что негоже бегать за кредитами, как козел за морковкой. Сыпал шутками, поговорками. Демонстрировал, какой он крутой и несгибаемый мужик. Сбивал с ног, злил журналистов своим самоуверенным тоном. Но по крайней мере в нашей политике это был живой, искренний голос человека, а не игра. Так мне тогда казалось.

Я чувствовал, как мечется этот неординарный человек, как ему хочется былой определенности, четкости, ясности - и как ему плохо от того, что он ее не находит в своей новой жизни. Не только чувствовал, но и сочувствовал. Журналисты уловили эту мою симпатию, поспешили назначить Лебедя моим преемником.

... Никаким преемником он, конечно, не мог быть.

18 июня 1996 года в Кремле рано утром в присутствии журналистов я подписал указ о новом назначении. Лебедь стал секретарем Совета безопасности. Я предоставил генералу очень широкий круг полномочий: реформы в армии, безопасность страны, борьба с преступностью и коррупцией.

Но главным вопросом, конечно, оставалась Чечня. Перед выборами я пообещал закончить войну. Вся территория республики, включая ее горную часть, была под контролем наших войск. И тем не менее пожар конфликта по-прежнему горел, гибли люди.

Беда была в том, что никто не знал, как закончить войну. Нормальные переговоры пока ни к чему не приводили. Прошлые переговоры, 95-го года, завершились покушением на генерала Романова. Вести нынешние - с кем? о чем? на какой правовой базе?

Никто этого не знал. А Лебедь знал. В обстановке полной секретности он вылетел в Чечню, где ночью встретился с Масхадовым и Удуговым. Эффектно. По-генеральски.

14 августа, то есть уже на следующий день после этих переговоров, Лебедь подписал у меня указ об урегулировании кризиса в Чечне. Стратегическое руководство по всему комплексу чеченских проблем было возложено на Совет безопасности. И уже через две недели было подписано в Хасавюрте заявление Лебедя и Масхадова о принципах окончания войны.

Вот некоторые из них.

Вопрос о статусе Чечни откладывается до 2001 года. Полный вывод войск. Создание совместных комиссий. Сотрудничество. И так далее.

По сути, Россия признала легитимность самопровозглашенной Чеченской республики. Россия отказалась от своих прежних задач - установить контроль над территорией Чечни, восстановить российское законодательство, разоружить незаконную армию. Военные называли это решение предательством. Газеты капитуляцией. Дума - авантюризмом. И тем не менее главное ощущение от тех дней: российское общество встретило это решение с огромным облегчением. Все устали от войны, от кровавой мясорубки. Все хотели мира.