Президент - [4]

Если говорить правду, тетя Хася Карасик немного испугалась, увидев этого человека. Она высунулась в окно,-поискала глазами его охрану, солдат, которые должны охранять президента, но он был один.

«Да, странный президент, – подумала тетя Хася Карасик, – что-то по одежде не видно, чтобы он был похож на президента». В самом деле, куцая спортивная куртка с множеством пуговиц и побрякушек, железяк вызывала у нее недоверие. У нас, кажется, простой школьник постеснялся бы надеть такие куцые штанишки и такую сковородку на голову. «Что-то не похож на президента:…» – сверлило в мозгу.

Тем временем распахнулась дверь, и шофер внес в коридор два пузатых чемодана, казавшихся толще хозяина.

Парень насмешливо взглянул на удивленную дежурную и кинул:

– Мамаша, прошу любить и жаловать. Принимайте гостей. Это я вам звонил…

Он попрощался с гостем, кивнул тете Хасе Карасик и сразу уехал.

И вот они стоят лицом к лицу, тетя Хася Карасик из Хмельника и президент из Америки.

Старушка была почти в полуобморочном состоянии, не в силах произнести слово, не сводила испуганных глаз с президента.

Только через две-три минуты она немного пришла в себя и ее посетила удивительная мысль. Она могла поклясться, что этот толстячок со сморщенным лицом и бегающими глазами, с бродячей улыбочкой никакой не президент. А если подумать – большое счастье теперь работать где-нибудь президентом. Порази ее гром, если б она пожелала хоть на одну неделю поменяться должностью с президентом. Удивительная штука – только и читаешь в газетах, что где-то сместили президента, где-то выгнали, отравили, убили. Да что и говорить – опасная стала профессия!

И она посмотрела на гостя с нескрываемой жалостью и сочувствием. А он на нее, на дежурную – с ехидной улыбочкой. Ему еще весело, что вы скажете!

Этого она уже никак не могла понять.

Ну и положение! Что она ему могла сказать) Сколько она так может стоять перед ним молча, как немая? Но какой выход? Она его не понимает, а он ее, вот и пляши!

И вдруг гость решился заговорить первым:

– О, гуд монинг, миссис, о'кей! Простите, мадам, не знаю, как вас величать. Это вы будете здесь презес, президент этого милого отель-корпорейшн, простите?

Что? Что он сказал?

У тети Хаси Карасик потемнело в глазах, когда услыхала, что она уже тоже президент. Только этого ей не хватало. Если это услышат, упаси бог, подруги, сослуживцы, в Хмельнике ей места не будет! Засмеют. Улицу не дадут пройти. Вы себе представляете, что значит попасть на языки соседушек. Тут же придется сесть на поезд и бежать на край света: тетя Хася Карасик – президент…

Эти мысли вывели старушку из оцепенения, и она осмелела, перебила президента на полуслове:

– Зачем же вам смеяться над старой женщиной? Какой же из меня президент? Мне недавно позвонили из Винницы и сказали, что вы презес, вернее, президент… Президент Америки…

Гость разразился таким смехом, что стекла задрожали и кто-то из спавших стал чертыхаться.

– Миссис, что вы сказали? Я, я – президент Америки?! Так вам и сказали? И вы меня приняли за президента?

Он ржал, как лошадь, и берет-сковородка слетел с головы.

Тетя Хася Карасик его с трудом успокоила. Умоляла замолчать, не смеяться, кивала на боковые двери, где спали постояльцы.

Президент немного угомонился, вытер большим клетчатым платком вспотевшее лицо, близорукие глаза, затем выхватил из кармана розовую резинку, ловко сунул в рот и стал жевать.

Тетя Хася Карасик испуганно взглянула на него, не понимая, что гость так активно жует, с таким большим аппетитом. Она себе никак не могла представить, что это он так, жует. В самом деле, что же это, у него в Америке уже нечего жрать, если людей кормят таким добром? Да, видно, дошли там до ручки, если такую дрянь – резинки – жуют. Гость достал из верхнего карманчика такую же резинку и протянул ей. Попробуйте, мол, миссис, это очень приятная штуковина. Все жуют.

Но тетя Хася Карасик отмахнулась с испугом. Если б этот чудак ее озолотил, она взяла бы в рот эту пакость? А то, что он ей сказал, будто вся Америка нынче жует эту резинку, для нее не важно. Мало что Америка там жует. Нет уж, увольте. Никакие резинки ей не нужны. Америка может даже ходить на голове, но она, тетя Хася Карасик, живет своим умом. Резинки она жевать не будет!

И, несколько успокоившись, сказала уже смелее:

– Превеликое благодарствие вам, пан президент, но я ничуть не голодна. Я уже сегодня сытно отужинала. Вы что же, думаете, мы тут, упаси бог, голодаем? Это у вас всякие лгуны пишут, что мы плохо живем, что мы голодаем. Слава всевышнему, свой кусок хлеба и до хлеба каждый имеет. И ходим не голые и не босые… – С едкой укоризной окинула она одеяние гостя. – Живем не хуже других. Никто не жалуется у нас на свою судьбу. Как там сказала когда-то моя бабушка: буржуи не едят золото, а мы камни не едим. Иногда лучше, иногда хуже питаемся, но вот такой дряни, как вы жуете, мы покамест не кушаем. Не употребляем. Бог миловал.

Она с минуту присматривалась, как он жует, спросила:

– Извиняюсь, конечно, если скажу что не так, по-простому. У вас там, в Америке, слыхала я, живет очень много капиталистов, миллионеров. Что же, они, скупердяи, не могут прокормить одного президента и человек должен жевать эту чепуху? И еще одно, извините, конечно, за грубость и что я вмешиваюсь в ваши дела внутренние, эти ваши форды и Рокфеллеры обеднеют, если они купят приличный пиджак и солидные штаны своему президенту, дабы ему не приходилось выехать в свет в таких куцых штанишках и кацавейке с побрякушками? Боже мой, один президент – и так должен бедствовать!