— Чего ты из себя ставишь? — спросил он.
— Трещишь, как сорока, про своего Сороку, — сказал я.
— А ты Федьку Гриба знаешь? — спросил мальчишка.
— У вас всем прозвища дают?
— Ты бы поглядел на Федьку, — засмеялся мальчишка. — Гриб и гриб. Мухомор!
— А тебя как прозвали?
— Меня? — мальчишка перестал смеяться. — Никак. Я без прозвища.
— Хочешь, тебе придумаю?
Мальчишка почесал нога о ногу и посмотрел в сторону леса. Приятеля его что—то не видно. Где же этот большой муравейник? Я что-то поблизости его не замечал.
— Васька-а! — позвал мальчишка. Эхо откликнулось, а Васька ни гугу. Лежит, наверное, возле муравейника, отдыхает. Шутка, такую тяжесть тащить. И зачем, спрашивается?
— Умер твой Васька, — сказал я. — От разрыва сердца.
— Здоровый, черт, — ответил мальчишка.
На пригорке показался Васька. Молча спустился к нам. На плече ссадина — след от бревна. Щека и шея в тине. А лицо довольное.
— Шабаш? — снова спросил он.
— Плыви… — кивнул в сторону острова мальчишка.
Васька мельком взглянул на меня и пошел к озеру. Уже стоя по пояс в воде, он спросил:
— А ты?
— Плыви-плыви, — сказал мальчишка. И Васька, шумно вздохнув, окунулся с головой и поплыл саженками.
Я смотрел на него и удивлялся: здоровый парень, почти на голову выше этого, а слушается. Причем беспрекословно.
Мальчишка взглянул на меня и, потрогав резиновый мешок, сказал:
— Пока.
— Куда?
— Есть у меня дела, — уклончиво ответил мальчишка.
— Придешь?
— Там видно будет… — Мальчишка улыбнулся. — Ты не гляди, куда я пойду. Ладно?
— Военная тайна?
— Не гляди, ладно?
— Катись… — сказал я.
Мальчишка потоптался и пошел к камышам. Я не смотрел на него, но слышал, как он шуршал в камышах. Лодку разыскивает, наверное. Я не удержался и краем глаза посмотрел в ту сторону. Мальчишку было не видно, он с головой спрятался в камышах. Я видел, как шевелились высокие камышовые листья, потом услышал тихий всплеск. Камыши перестали качаться. Я минуты две смотрел на то место, но мальчишку так и не увидел. Вскочив с лодки, я бросился в камыши. Отводя их руками в стороны, приблизился к тому месту, где только что прятался мой новый знакомый. Но его здесь не было. Одна камышина сломана пополам, кувшинка с длинной оторванной ногой плавала тут же, а мальчишки не было. Я сделал еще шаг и сразу ухнулся по шею. Дальше глубина. Мальчишка исчез, провалился под воду. Я долго смотрел на озеро в надежде увидеть желтую голову плывущего мальчишки. Но так и не увидел. А Васька уже был где-то на полпути к острову. Без устали выкидывал из воды руки. Сначала одну, потом другую.
Что-то непонятное творится вокруг. Огонь на острове, воздушный шар с человечком и, наконец, эти странные ребята.
Я не поленился и еще раз обшарил камыши. Мне казалось, что мальчишка прячется где-то рядом. Но и на этот раз я его не нашел. Зато вспугнул крякушу с утятами. Увидев меня, она испуганно крякнула, и в ту же секунду серые комочки исчезли. Так же быстро и непонятно, как этот мальчишка с желтым чубчиком. Выбравшись на берег, я взглянул на остров. Небольшой, километра два в длину и с километр в ширину, он был удивительно высокий. Над водой торчали коричневые искривленные корни деревьев. Они издали напоминали огромные птичьи лапы с выпущенными когтями. Озеро века обмывало остров со всех сторон и сточило берега.
Они стали крутыми и неприступными. Верхняя кромка берега, поддерживаемая корнями деревьев, далеко выдалась вперед. Сосны стояли на берегу как крепостная стена. Даже в лесу не видно таких высоких деревьев, как на острове.
Врет мальчишка, что остров необитаемый. Кто-то живет на нем. Ночью зажигает костер, а днем запускает в небо воздушные шары. И вертолеты, пролетая над островом, делают круг. А может быть, все это я придумал? Шар с человечком могло занести к острову с другого берега. А вертолеты в это время пролетали над озером совершенно случайно. И огонь ночью мог зажечь рыбак. Возможно, с другой стороны к острову легче пристать, чем с этой, которую я видел. Если все так, то я открою этот остров, как Робинзон, и придумаю ему красивое название. Я стал вспоминать, как назвал свой остров Робинзон Крузо, но так и не вспомнил.