Прежде чем увянут листья - [33]

Глезер выслушивает его объяснения с деланным безразличием и так же безразлично спрашивает:

— Наверное, не очень-то приятно оправляться в лесу? Кажется, вот-вот кто-то укусит тебя за зад… А теперь — в чем дело?

— Я достал попить. Жажда замучила, хуже тоски по родному дому…

— Пиво?

— Что вы, товарищ старшина!

— Немедленно на место! — ворчит Глезер. — Кто старший на посту?

— Светильник… Рядовой Цвайкант.

— Ну, он у меня получит!

— Почему он? Бегал-то за питьем я.

— Марш на место! — приказывает старшина. — И горе вам, если еще хоть раз у вас появится подобное желание.

Мосс щелкает каблуками, поворачивается кругом и, положившись на интуицию, сворачивает налево. Метров через сто он находит Цвайканта.

Философ явно заждался.

— Дрянь дело! — говорит Мосс, доставая из карманов бутылки. — Меня застукал Глезер.

— Он знает, где ты был?

— А как же? Ты что, за дурака его принимаешь?

— Да, неприятно. А несколько минут назад здесь был Рошаль, спрашивал о тебе.

— Только этого не хватало! Вот это влип!

— Да уж. Так как реагировал Глезер?

— Довольно кисло. Сказал, что ты у него получишь… Что будем делать?

— Пить лимонад. У тебя есть открывалка?

— А потом?

— Поживем — увидим. Будь здоров!

— Будь! — без энтузиазма отвечает Мосс. — Мне бы твое спокойствие.

— Не помню ни одного случая ни из древней, ни из новейшей истории, когда страх и другие подобные человеческие чувства хоть на йоту изменяли бы ход событий, — произносит Философ.

В другой ситуации Мосс, может, и оценил бы шутку, но сейчас он лишь печально склоняет голову:

— И все же нет худа без добра. В ресторанчике я встретил свою жену.

— Что-что? Кого ты встретил?

— Свою жену, — повторяет Мосс. — Она станет ею. Я чувствую это всеми фибрами…

— Вот как?! Обычно это чувствуют сердцем.

Хорошее настроение Юргена мгновенно улетучивается, когда незадолго до полуночи он узнает от Глезера о служебном проступке рядового Мосса. Так всегда бывает, когда надеешься на лучшее.

— За самовольное оставление поста следует строго наказать, товарищ Глезер.

— Как и за невыполнение обязанностей старшего поста, — добавляет старшина. — Чокнулись, что ли, они оба? Простите… Я хотел сказать, сошли с ума…

— Что вы предлагаете? Дисциплинарное взыскание?

— Я бы предпочел, с вашего разрешения, обсудить их проступок на общем собрании взвода. Так сказать, коллективное воспитание.

— Согласен. — Юрген пытается разглядеть в темноте лицо Глезера и после паузы тихо добавляет: — Не мешало бы нам как-нибудь встретиться за кружкой пива и потолковать, а то все служба да служба.

— За мной дело не станет, — отвечает старшина.

— Хорошо. Я пошел к Рошалю.

На собрании командир взвода и командиры отделений старались, как могли, вскрыть недостойное поведение провинившихся, пагубные последствия, к которым оно приводит, но серьезного разговора все же не получилось. Цвайкант и Мосс заметили настроение товарищей и разыграли роль кающихся грешников. Философ произнес целую речь, осветив «психологические и идеологические стороны своего проступка», а Мосс прямо заявил: мол, свалял дурака, о чем тут долго рассуждать? Дайте по шапке, и дело с концом.

Дважды Юрген и командиры отделений пытались направить обсуждение в нужное русло, но в тот вечер на взвод словно легкомыслие напало. Задолго до окончания собрания один из солдат предложил ограничиться порицанием. На том и порешили.

Юрген вглядывается в лица — большинство солдат довольны исходом. Только Рошаль неодобрительно покачивает головой, лицо же Майерса ничего не выражает.

У выхода Юрген задерживает сержанта Рошаля:

— Вы не согласны с решением?

— Не согласен. В общем, сегодня мы стреляли мимо цели. Никакого коллективного воспитания не получилось. Провели дежурное мероприятие, не более. Мне кажется, ни один из них не осознал всю тяжесть своего проступка.

— Вы считаете, их следовало наказать в дисциплинарном порядке?

— Речь не о мере наказания. По-видимому, мы ошиблись в самом подходе…

Возвратившись в комнату, Рошаль спрашивает:

— Ну как, довольны?

Вагнер говорит, что нет, остальные отмалчиваются.

— Если разрешите, я попытаюсь осветить этот вопрос, — начинает Цвайкант.

— Нет, не разрешу! Я не собираюсь оспаривать мнение коллектива… Но запомните: если подобное повторится, тогда уже я сам освещу этот вопрос. Освещу в соответствии с Дисциплинарным уставом. А теперь спокойной ночи.

14

Когда в роте появляется Марион Эш, Рошаль сразу догадывается, почему у лейтенанта в последние дни светились глаза и на взводном собрании он был настроен так миролюбиво. Она не кажется Рошалю необычайно красивой, но одно ее качество он подмечает сразу же: эта женщина умеет быстро подчинять всех своему влиянию. Всех, в том числе и лейтенанта.

Нет, она вовсе не командует им. Это выражается в другом — в том, как он идет рядом с ней, как разговаривает и как она отвечает на его вопросы, в том, как она руководит фоторепортером, который одновременно водит машину.

Гюнтер Рошаль вспоминает свою жену Грит, воспитательницу детского сада, с которой он познакомился в дискотеке молодежного клуба…

Он обратил на нее внимание сразу же, еще у входа в зал, где она проверяла входные билеты. Потом наблюдал за ней во время танцев. Она была в черном пуловере и черных плотно облегающих брюках. И одежда, и иссиня-черные волосы подчеркивали матовую белизну ее кожи. Она нравилась ему все больше. Он пригласил Грит на танец и убедился, что ее глаза умеют лукаво смеяться. Позже он вызвался проводить ее, но она отказалась: