Прежде чем сдохнуть - [54]

Одиночество, творческая работа, когда ты все время должна быть в каком‑то легком трансе, чуть–чуть одной ногой в измененном сознании, где другая логика, а лучше вообще никакой логики, а чистые концентрированные эмоции – вот был мой стиль жизни. Умение ловить особые состояния и настроения и находить такие слова, чтобы тот, кто их слышит, погружался в это же состояние, – это было моей работой. Ведь человек покупает эмоции, настроение, а не кусок углеводов в холестериновой глазури. Он покупает другую жизнь. Ты соблазняешь, манишь, увлекаешь, ты ведьма, шаман и колдунья.

В общем, все это вместе приводит к тому, что ты слегка теряешь ощущение асфальта под ногами. Ты как будто живешь в сердце какого‑то вихря, который чуть–чуть отрывает от земли.

А тут еще в моду вошел дауншифтинг. Везде вдруг начали о нем писать, стало очень модно о нем говорить. И однажды меня совсем сорвало, я как‑то скоропостижно уволилась и отправилась жить простой естественной жизнью на лоне природы. Нашла работу, минимально загружающую мозговой процессор.

Словом, подалась в официантки в «Новогорске».

Но, ты знаешь, беспокойный мозг всегда найдет, на чем заморочиться. Он даже в вакууме найдет повод для рефлексии и предмет, вокруг которого начнет накручивать клубок мыслей.

Я нашла свое «мозговое веретено» довольно быстро.

Вначале я много читала, гуляла, писала дневник и даже пристрастилась к рукоделию. Словом, жила как классическая провинциальная старая дева из обедневших дворян. Для полного сходства с какой‑нибудь Татьяной Лариной мне не хватало только запретной страсти, неудачного альковного сюжета. Или какой‑то «возвышенной привязанности», или мессианского «пунктика». Ну там какие‑нибудь школы для крестьянских детей внедрять или открывать больницу для бедных, или страдать по тайному советнику. Но так продолжалось недолго. Вскоре все изменилось. Появился человек, который стал для меня всем этим сразу… Наверное, им мог в определенный момент стать кто угодно – потому что я искала такого человека. Кого‑то, кого могла бы назначить центром своей вселенной…

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Своего «пассажира» Нина разглядела сразу, как только он появился на базе. Он явно не был спортсменом, об этом говорило все его субтильное телосложение и постоянно затуманенный взгляд. При этом зрачки его не блуждали бесцельно. Наоборот, он тут же втыкался взглядом в зрачки каждого, кто неосторожно подставлялся, заговорив с ним. Он как будто что‑то искал в чужих глазах, прямо требовал взглядом, чтобы собеседник тут же, сейчас же, безо всякой прелюдии обнажил перед ним все, что происходит у него в голове, сердце и печени. Он искал в каждом кого‑то, как будто смотрел на огромного человекоподобного робота и пытался рассмотреть, кто же сидит внутри этой конструкции и на самом деле ею управляет. Кто‑то куда более нервный, ранимый и беззащитный, чем хочет казаться.

Словом, он не был адреналиново–жизнерадостным спортсменом.

И травмированным спортсменом, постоянно посылающим по своему телу сигнал проверки состояния системы, он тоже не был.

Казалось, он совершенно забил на свое тело, и оно жило отдельно от него – по инерции. Даже ходил он как‑то расхлябанно, как будто контролировал только выброс ноги вперед, а как уж там она пустится и куда, не заботился. Он как будто раскидывался ногами, отбрасывал их от себя. Движениями он походил на деревянную марионетку. С руками – та же история. Прикурив сигарету в баре, он тут же буквально ронял зажигалку на стол – она занимала его и контролировалась мозгом ровно до того момента, пока оставалась вероятность неверного действия, пока оставалась невыполненной функция.

Каждое утро он выглядел так, как будто накануне бухал. Да какое там «как будто». Просто по утрам было очевидно, что накануне он бухал.

Он постоянно держал в поле зрения мобильный телефон, словно в любую минуту ждал важного звонка. Мусолил его в руках, нащупывал в кармане, как мент–новичок только что полученный пистолет. Когда телефон все‑таки звонил, он вздрагивал, долго смотрел на светящийся экранчик, наконец, отвечал на звонок и быстро говорил. Выплевывал в трубку знакомые Натке слова «пресс–релиз», «пресс–конференция» и «пиар–месседж». Стремительно сворачивал разговор и ронял телефон, как пудовую гирю, которую полчаса держал на вытянутой руке.

Еду он выбирал тщательно, долго стоя над шведским столом с пустой тарелкой. Оценивал, принюхивался, но когда приносил тарелку к столу, тут же терял к ней всякий интерес и ел, совершенно не глядя. Не чувствуя вкуса. Механически забрасывал в себя все, что так придирчиво только что отобрал.

Словом, на наслаждающихся своей материальностью, смакующих и полностью отдающихся процессу набивания живота начальников, обильно тусовавшихся в «Новогорске», он тоже не был похож. Это был другой, редкий для этого места, тип. Редкий здесь, но весьма распространенный на других территориях – особенно в рекламных агентствах. В своей прежней жизни Натка на таких насмотрелась.

И, конечно, ее к нему потянуло. Из чистого любопытства, разумеется: ей стало интересно, что этот чудила делает в спортивном ашраме?