Прежде чем мы стали чужими - [77]

Его глаза затуманились.

– Я никогда вас не брошу. Поверь мне, Грейс. Ты должна мне поверить.

Я сурово смотрела на него.

– Сделай так, чтобы я смогла тебе поверить.

Он провел большим пальцем по моим губам:

– Сделаю, даже если на это уйдет вся жизнь.

И его губы сомкнулись с моими, и мы оказались там, где надо, убегая от прошлого и прямиком стремясь в быстро наступающее будущее.

26. Наше время

ГРЕЙС

Следующие несколько дней Мэтт, Эш и я каждый вечер ужинали вместе. Все наконец начало входить в норму.

В пятницу после уроков я обнаружила, что Мэтт ждет меня у выхода из школы. Утром Эш попросила меня красиво одеться, и я поняла, что Мэтту она велела то же самое. Я не знала, что происходит, но решила подчиниться обстоятельствам.

– Что ты тут делаешь?

Улыбнувшись, он потянулся поцеловать меня в щеку.

– Рад тебя видеть, Грейси. Мне кажется, наша дочь что-то задумала.

– Да уж наверняка.

На нем были костюмные брюки и рубашка на пуговицах. Глянув вниз, я увидела сияющие черные конверсы. Для Мэтта это был верх нарядности.

– Хорошо выглядишь, – заметила я.

Он скользнул взглядом по моему платью в цветочек и босоножкам.

– И ты тоже. Прелестно.

– Ну и как ты думаешь, к чему все это? – улыбнулась я.

– Понятия не имею. – Он протянул мне руку: – Пошли?

– А откуда ты знаешь, куда идти? – спросила я.

– Эш сказала мне встретить тебя у выхода и проводить в зал.

– Пошли, – кивнула я.

В зале мы обнаружили, что нас ждут Эш, Тати, студенты из моего оркестра и несколько музыкантов из филармонии. Все, кроме Эш, сидели на своих концертных местах с инструментами наготове, как будто собирались играть.

Эш вприпрыжку подбежала к нам:

– Я подумала, неплохо будет немного развлечься. Всем.

Я помахала всем рукой:

– Это ты все устроила?

– Мне помогли.

К нам подошла Тати, и я почувствовала, как у меня от чувств сжалось горло.

– Ну, вы готовы? Ваша дочь здорово потрудилась сегодня, организуя для вас кое-что особенное. Идите садитесь.

Мы сели на два стула, поставленные специально для зрителей перед нашим маленьким частным оркестром. Тати дирижировала, что особенно мне понравилось. Когда началась музыка, Мэтт схватил меня за руку. Я узнала ее с первой же ноты – это была «Аллилуйя». Стиснув мою руку, Мэтт не разжимал ее, пока песня не кончилась.

В конце я в восторге вскочила и зааплодировала как сумасшедшая, крича: «Браво!» Мэтт свистел и хлопал. Эш снова подбежала к нам.

– Понравилось? – спросила она.

– Эш, дорогая, спасибо тебе. Это было потрясающе.

– Подождите, это еще не все. Это только начало, – она дала нам большой плотный конверт. Я раскрыла его и вынула черно-белую фотографию нас с Мэттом в колледже. Мы стояли в холле Стариковского приюта. Я сразу вспомнила, что ее сделала Тати.

– Читай на обороте, – велела Эш.

Мэтт встал позади меня и смотрел, как я переворачиваю фото. Мы оба прочитали вслух:

Аллилуйя, здесь нашли друг друга вы…

А теперь туда идите,

где увиделись впервые.

К Эш подошла Тати.

– Дайте нам десять минут, – сказала она.

– Хорошо, увидимся позже, – рассмеялся Мэтт.

Мы поблагодарили музыкантов за чудесное представление и попрощались с ними. Эш и Тати уехали на такси, а Мэтт взял меня за руку.

– Не хочешь пройтись?

– Конечно.

День был теплым и солнечным. Окрестности казались еще более уютными, чем обычно. Мы шли по улице, высоко раскачивая руками.

Когда мы подошли к Стариковскому приюту, все показалось нам настолько ностальгически-прекрасным, что это было похоже на сон. Здание выглядело слегка по-другому и одновременно тем же самым. Эш с Тати стояли возле лестницы.

– Пошли! – закричала Тати.

Поднявшись на третий этаж, мы зашли в мою бывшую комнату. Она была пуста, только возле окна на стуле стояла моя виолончель. Я посмотрела на Эш. Она улыбнулась.

– Мам, поиграй для папы.

Мэтту она вручила старую камеру, которую я узнала со времен колледжа.

– Она заряжена и работает.

Он улыбнулся:

– Спасибо, Эш.

– Эй там, вы двое. Тут на подоконнике для вас оставлен конверт, – сказала Тати.

– Как вам удалось попасть в эту комнату? – спросила я.

– Мы рассказали коменданту вашу историю, и она дала нам ключ. Сейчас лето, все равно тут никто не живет, – смеясь, ответила Эш.

– Сколько у нас времени? – спросил Мэтт.

– Через час будьте в следующей точке. – Она привстала на цыпочки, чмокнула отца в щеку и повернулась ко мне: – Развлекайтесь.

Когда они ушли, Мэтт закрыл за ними дверь. Почти сразу же я услышала, как щелкает камера – он фотографировал меня сзади. Я взяла виолончель и села.

– Что тебе сыграть?

Он отвел камеру от лица.

– «Фальшивые пластиковые деревья»?[17]

– Ты их помнишь?

– Как я могу забыть?

Его взгляд стал тяжелым. В нем были теплота, желание и капелька сожаления, которая, я знала, останется там навсегда. Я тоже ощущала все это, особенно в этой комнате.

Я играла довольно сложную музыку, чередуя перебор струн и смычок. Мэтт перестал снимать и смотрел на меня в изумлении. Когда музыка кончилась, я с улыбкой взглянула на него:

– Ты перестал фотографировать?

– Есть вещи, которые лучше сохранить тут, – он постучал себя по голове.

– Согласна, – прошептала я.

В два прыжка он оказался возле меня. Я поднялась, а он обхватил меня и крепко поцеловал. Мы на секунду разорвали объятия. Мэтт положил камеру на подоконник и нажал кнопку затвора. Таймер был выставлен, и, когда мы снова начали целоваться, затвор со щелчком сработал, запечатлев момент.