Превращение Локоткова - [9]

7

Все началось тогда с командировки в один из больших городов области. Локотков поехал туда читать лекции по линии общества «Знание», пробыл два дня, и собрался уже уезжать, как вдруг случайно вечером встретил в коридоре гостиницы Лилю. Случайная встреча сослуживцев — всегда событие в чужих местах! Тем более что Локотков в те времена считал себя не очень связанным семейными узами, а Лиля была молода и красива. Несмотря на два года совместной работы, они не были даже прилично знакомы, ибо встречались мимоходом — на пересменках, собраниях, заседаниях кафедры. Кое-что он знал о ней: здешняя, окончила столичную аспирантуру, по конкурсу попала на кафедру. Знал, что за ней пробовали ухаживать преподаватели; не знал, насколько успешно. В общем, случай свел их в гостинице, и Валерий Львович был тем весьма доволен! Оказалось, что Лиля приехала в тот город на учебно-консультационный пункт университета, принимать зачеты. Быстро оценив Лилины прелести и ситуацию, показавшуюся пикантной и обещающей, Локотков составил план своих действий, должных в итоге привести к обольщению. Первым делом повел Лилю к приятелю, директору местного музея. Они посидели там, потанцевали, и Локотков почувствовал, что Лиля тает, ей хорошо с ним. Но другу-холостяку самому приглянулась Лиля, и на намеки уйти, оставить их одних в квартире он только смеялся в глаза Валерию Львовичу, мотал головой. «Погоди же ты! Я тебе припомню!» — клокотал Локотков, когда они полночью возвращались в гостиницу. Однако и туда он шел гоголем, победителем, ибо знал: есть у Лили и двухместный номер, живет она в нем одна, и имеется твердое обещание администрации не подселять к ней никого до конца командировки. Сам Локотков жил в трехместном, с пожилыми снабженцами, и не имел никаких возможностей.

Увы и ах, все разбилось! Еще внизу, когда спрашивали ключ, выяснилось: приехала внезапно дама из высоких сфер, был серьезный звонок, и ее пришлось, за неимением других мест, поместить в Лилин номер. «Не беспокойтесь, всего лишь до завтра!» — сказала администратор. Тут все как-то быстро скомкалось, Локотков с Лилей торопливо попрощались, и разошлись. Валерий Львович сильно расстроился: что же такое, не получилось, как он задумал, редко случалось подобное! Ему показалось — Лиля тоже расстроена происшедшим, хоть и не подала вида. «Может быть, не уезжать завтра? — свербило у него в голове. — Плюнуть на все, остаться еще на сутки, чтобы после — уж никаких сожалений?..» Плюнуть-то плюнуть, думать об этом можно, и даже приятно домысливать, как и что в таком случае будет, только вот беда: взят уже поездной билет, и назначена консультация на вечер, два деловых звонка, встреча с приятелем, запланированная месяц назад еще, очень неудобно не явиться… После, в заключении, Локотков тысячу раз проклинал себя за то, что не остался. Если бы знать, как получится! А он ведь не знал, и для него еще было все светло, все впереди, когда он вернулся в город, домой, и стал ждать Лилиного возвращения. Она приехала, и они встретились, как старые друзья, немножко заговорщики, почти любовники. При первой возможности помчались в далекий, подальше от людских досужих глаз стоящий окраинный ресторан, там он впервые обнял ее, и услышал: «Только не… сейчас, ладно?.. Не… теперь, а? У меня живет теперь мама, я никак не могу, ну давай подождем немножко, до осени…» А в то время катилась весна, пахло в окраинных садах черемухой, и когда они брели из ресторана обратно в город, Валерий Львович настрадовал огромный благоухающий букет. Уже засветло подошли к ее подъезду, поцеловались крепко, простились: «Ну, до осени!» До осени… Локотков помнил еще тополь, какие-то кусты во дворе ее дома… Все это было. Не было только осени.

Когда после той пьяной драки — вернее, избиения им подростка на трамвайной остановке — началось следствие, допросы, подписка о невыезде — у него сердце хоть и обдавало холодком, подсасывало порою, — истинного значения всему этому он все-таки не придавал. Не скрывая ничего, говорил о случившемся с друзьями, даже с сослуживцами — и те, тайком от начальства, конечно, сочувствовали ему, советовали то, се. Да и начальство, похоже, смотрело на случай с Локотковым сквозь пальцы. Особенно после того, как он рассказал, что ходил со следователем в ресторан. Однако прошло какое-то время, и все изменилось. Избитый Локотковым мальчик стал вдруг чувствовать себя хуже, попал в больницу. Родители его, недовольные ходом следствия, написали письмо прокурору области. Немедленно дело передали другому следователю, и Валерия Львовича арестовали. Но и тогда, уже в тюремной камере, он еще не терял надежды, что все обойдется, пройдет скользом, испугом, не задев особенно его жизненных интересов. Поэтому вынесенный приговор он воспринял очень тяжело, почти как крушение. Пришлось перестраивать себя на долгий срок отсидки, тяжкой работы вдали от привычной жизни.

8

Впервые он серьезно подумал о Лиле в колонии, когда понял, что со старой семьей покончено, к ней нет никакого возврата. Раньше Лиля оценивалась им только как женщина — и ни с каких иных позиций. В те же долгие, одуряющие дни, недели, месяцы, годы, проведенные среди неприятных людей, изнурительного нелюбимого труда, от чего только и можно было спрятаться за собственными мыслями, он пытался анализировать все ее более или менее доступные, известные ему внешне стороны: характер, умение одеваться, держаться в обществе, научные способности. Все он вычислил, разложил на атомы, понял для себя, и решил так: после освобождения он явится к Лиле и сделает ей предложение. Если это удастся, все будет нормально. Он даже пожалел таких, как она: закомплексованных, красивых, фигуристых научных девушек, которым Бог дал все, кроме лишь одного — простого человеческого счастья. Летят от огня на огонь, от связи к связи, все надеясь и надеясь на лучшее, и быстро сгорают, превращаются во всего боящихся, прячущихся за тихой надменностью или расторопностью общественниц пожилых теток, с фантастической, животной привязанностью к собственному коту, собаке, иному зверьку или птице. Локотков даже пытался порассуждать о том, как он грубо смотрел на Лилю в первое время их знакомства — как мужчина, самец, достойный осуждения — но это получилось у него неискренне, он понял, что лжет сам себе, и перестал думать на эту тему.