Претендент на царство - [13]

Шрифт
Интервал

Черноокая Россети
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти…
те-те и те-те-те…

Потерявший голову, князь Голицын не жалел ничего, чтобы завоевать сердце небогатой Сашеньки Россет. Он подарил «самовластной красоте» только одних бриллиантов чуть ли не на миллион рублей! А её четырём братьям, обучавшимся в Петербурге в Пажеском корпусе, дал «жениховские подкупы» — по сто тысяч каждому!

Великосветский Петербург и хлебосольная Москва, затаившись, с нетерпением ждали, чем же закончится сватовство богатого старика к юной фрейлине. Конечно, по понятиям того времени Александра Россет мечтала сделаться и богатой дамой, и титулованной особой — княгиней!

Свадьба была слажена. Тут-то холостякующий князь и вспомнил о самой малости — получить развод у своей престарелой, давно уже безразличной ему, всего лишь назывной, однако венчанной супруги. Самонадеянный князь и на миг не сомневался, что по прошествии тридцати лет, как он с Евдокией Ивановной пребывал в разъезде, она посмеет ему отказать, тем более, он давал ей откуп, а, кроме того, когда-то она и сама просила развода.

Однако женское сердце не умеет прощать, особенно за собственную погубленную любовь. Женщин по жизни ведёт не разум, и не расчёт, — только страсть! Женская месть выше рассудка; она обжигает; она сравнима с огнём; и проходит, исчезает из сердца, лишь испепелившись.

Княгиня Евдокия Ивановна Голицына отказала князю Сергею Михайловичу Голицыну в разводе, отмстив наотмашь, как бы припечатав калёным клеймом: теперь уж до смерти!

А за что страдать, быть опозоренной Сашеньке Россет? Юная фрейлина сразу же вернула самонадеянному старику все подаренные ей бриллианты, а её братья стотысячные «жениховские подкупы». Правда, один из них успел истратить значительную сумму, но её тут же согласился погасить молодой дипломат Н. М. Смирнов, влюблённый в Сашеньку, за которого вскоре она и вышла замуж.

Вообще, присутствие Пушкина возле князя и княгини Голицыных удивительно. С князем, после закончившегося постыдного сватовства, он приятельства не возобновлял и в его «Холостяцком доме» на Волхонке больше не бывал. Крайне чувствительный к понятиям чести, Александр Сергеевич испытывал презрение к Голицыну, к его недостойному скопидомству, к его лукавому лицемерию. Голицын посмел взять обратно даренные объявленной невесте бриллианты и «денежные подкупы» её братьям. Ведь это было равнозначно тому, что за ломберным столиком проигравший игрок сгрёб с кона потерянные деньги, мотивируя тем, что игра, мол, прекращена «не по его вине»; и никак не заботясь о своём реномэ, о том, что прервалось всё из-за его собственной самонадеянности.

О, как презирали в Москве старого вельможу! Этого записного человеколюба, этого лицемерного опекуна-попечителя с надутыми щеками, как у разъевшегося бобра, с вислым подбородком, со слюнявой нижней губой; в алмазных звездах на мундире, однако с напрочь атрофированными честью и совестью. Евдокию же Ивановну, «принцессу ноктюрн», зауважали ещё больше, считая, что она спасла незащищенную Сашеньку Россет от старого и алчного вельможи, вновь, во второй раз, унизив князя и осрамив навсегда.

Глава четвёртая

Был май, и яблони цвели…

I

Меня неотвратимо тянуло в голицынскую усадьбу, в «село Винстернское» — нынешние Гольцы. Я надеялся там встретить потомков Ивана Даниловича Чесенкова. Наконец в последних числах мая, обосновавшись в своём мещерском углу, я туда отправился…

Но прежде, чем описывать Гольцы, я должен поведать об иконе и о том, почему мне хотелось там побывать. Надеюсь, вы помните, как городецкий антиквар майор Базлыков убеждал меня, что икона Христа предназначена лично мне. Согласиться с этим сразу я не мог: во-первых, опрометчиво, а во-вторых, мы всегда нуждаемся в неопровержимых доказательствах. Вы, конечно, помните и другое: объявился я в мещерской глубинке, гонимый из Москвы прокурорским преследованием за газетные публикации об инфернальном расстреле Дома Советов и о жуткой бойне, устроенной победителями на стадионе «Красная Пресня».

Следователей, обличённых чрезвычайными полномочиями, собрали со всей страны, причём достаточно молодых, амбициозных, пообещав им, судя по всему, деньги, прописку в Москве и другие карьерные и житейские блага. И вот они, как молодые волки, принялись в клочья рвать тех, кто разоблачал неправедный режим, утвердившийся в результате преступного разгона съезда народных депутатов, то есть второго государственного переворота, устроенного Ельциным.

Это прокурорское расследование однозначно напоминало репрессии тридцать седьмого года. Так вот, перед возвращением в Москву я встал на колени перед иконой и молитвенно попросил избавить меня от расправы. Я верил, что Спаситель поможет. Так и случилось.

Перед святым ликом я, конечно, поведал обо всём том страшном, что мне открылось. Поведаю и вам. Но не о чудовищном расстреле из танковых орудий Дома Советов, о чём достаточно известно, а о том тайном, что задело меня до последних нервных окончаний — о кровавой, безумной бойне на стадионе «Красная Пресня», расположенном всего в каких-то ста метрах от так называемого Белого дома. Творилась бойня по сюжету чилийского диктатора Пиночета; пожалуй, даже похлеще…


Еще от автора Валерий Степанович Рогов
Нулевая долгота

Книга повестей Валерия Рогова отображает противоречия современного мира, человеческих судеб. Она зримо высвечивает движение времён — как у нас в стране, так и за рубежом.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.