Преступления инженера Зоркина - [56]

Знаю, я сам виноват в том, что искалечил свою судьбу. Понял, что за каждый украденный полтинник приходится расплачиваться рублем: то есть дни грабежа оборачиваются годами тюрьмы. И все же немало способствовали тому косвенные причины.

Я, наверное, не скажу ничего нового, стараясь выгородить себя как человека, в душе которого еще сохранилось несколько незамаранных пятен. Но ведь человек не рождается преступником, это всем известно. Он становится им под влиянием обстоятельств. И когда приходит время понести расплату, когда преступник отсиживает положенный ему срок, он почти всегда задается целью: по выходе на свободу начать честную жизнь. Я не покривлю душой, если скажу, что удается честная жизнь в основном тому, кого встречают на свободе душевно, идут навстречу его скромным желаниям: прописаться, устроиться на работу, попасть в хороший коллектив, где тебя не упрекнут за прошлое, поддержат словом и делом.

Но не всегда так выходит. Обращается бывший заключенный в одно место, в другое, в третье, везде один ответ: «Сначала — пропишитесь, а потом будем о работе говорить». А когда о прописке хлопочет, слышит обратное: «Вначале на работу устройтесь, потом приходите». И вот тут снова мысли о воровской жизни приходят. Человеку не верят, его за нос водят, а он бесится, кулаки от злости сжимает, думает: «Ну что же, если пропащим считаете, так я по этой дороге и дальше пойду!»

Знаю, вы, когда эти строчки будете читать, усмехнетесь: вот ведь моралист какой, о других заботится, а у самого жила тонка оказалась. Правильно, тонка, а откуда у такого, как я, она должна быть прочной и добротной? Походишь вот так неделю-другую, а то и месяц, ни двора ни кола нет, поневоле взвоешь, да и прихватишь, что плохо лежит. А там снова тюрьма, снова думы о свободе, надежда на то, что теперь все устроится, будет по-хорошему.

Я почему это пишу. Не разжалобить хочу, не оправдать себя и других, а попросить — дайте наказ своим подчиненным чуть-чуть с вниманием к таким, как я относиться. Ведь не секрет, что есть среди работников милиции сухари порядочные, а кадровики на предприятиях им подражать стараются. Ведь люди мы, и думы у нас хорошие есть, и жить нам хочется по-человечески, как все живут. В нас эти мысли под спудом спрятаны, грязным песком сверху закрыты, но если песок очистить окалину снять, глядишь, из подонка настоящий человечина получится!

Чувствую, разговорился не в меру, но все же доволен: что думаю, высказал. Для себя я решил, сколько сидеть не придется, освобожусь — по широкой дороге пойду. Пусть лучше поздно, чем никогда! Вам, Сергей Георгиевич, спасибо! За правду, за откровенность, за то, что помогли мне понять: ни один мой шаг, ни одно преступное действие не ускользнули от внимания оперативных работников. Дешевая бравада: «Раз на свободу вышел, то погуляю от души», боком оборачивается. Ни днем, ни ночью себя спокойным не чувствуешь. Живешь, словно волк, зная, что не сегодня-завтра на тебя облава будет. Дорогое оно, воровское счастье, цена ему — издерганная, затравленная жизнь.

Очень прошу, жене моей, Саше, передайте: «Клянусь, стану настоящим человеком»! Мне она может не поверить, а вам поверит.

До свидания, Сергей Георгиевич!

Жду ответа.

Василий Зоркин».

Задумался Сергей Георгиевич, когда прочитал письмо. Много пришлось потрудиться, пока опергруппа, руководимая Черновым, вышла на след инженера Зоркина. Почему инженера? Да потому, что так рекомендовал себя знакомым некто Василий Иванович Зоркин, представительный мужчина, вежливый и обходительный, с чарующей улыбкой на красивом лице и твердым взглядом зеленых внимательных глаз. Среднее образование плюс несколько лет работы коллектором в геологоразведочной экспедиции позволяли ему смело называть себя инженером-геологом и не попадать впросак в беседе не только с дилетантами, но и со специалистами в области техники.

Хитрый, увертливый, не лишенный ума, Зоркин в свой последний «отгул» на свободе совершил восемь магазинных краж в разных городах области, всякий раз заметая следы. И все же «инженер» Зоркин был пойман с поличным.

Чернов сидел в той же позе, не шевелясь. Письмо воскресило в памяти события полугодовой давности. Подполковник ясно представил себе плотного, чуть выше среднего роста человека, в меру серьезного, толково и скоро отвечающего на вопросы и ни в коей мере не похожего на сложившийся в нашем представлении образ грабителя.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Это было шесть лет назад. Сергей Георгиевич Чернов выехал по просьбе местных работников милиции в город угольщиков Кумыр, расположенный километрах в ста двадцати от центра республики. Из горотдела милиции сообщили: задержан вор-рецидивист, совершивший в городе шахтеров несколько квартирных краж. Чернов доложил об этом начальнику управления и, получив разрешение, уже через час был в дороге.

Гладко накатанное шоссе проносилось мимо полуспущенных стекол кабины. Воздух, напоенный солнечным теплом и свежим запахом сыроватой после ночного дождя земли, рвался нескончаемыми волнами в машину. По обеим сторонам дороги тянулись широкие квадраты изумрудных полей, окаймленные низкорослыми шелковицами и заснеженные уже созревшими коробочками хлопка. Был конец августа, на многих картах шел сбор урожая: люди двигались цепочками с туго набитыми фартуками, и ясно слышалась мелодичная узбекская песня.