Преступление и наказание в России раннего Нового времени - [18]
Губная изба состояла из выбранных местной корпорацией предводителей: губного старосты, писца и целовальника, которые собирали отряды местных жителей для выслеживания, ареста и допроса преступников. Предполагалось, что губные старосты будут принадлежать к верхушке корпорации: в 1627 году Разбойный приказ предупреждал жителей Новоторжского уезда, что, если они не выберут губного старосту из «лутчих дворян», Приказ сам назначит на эту должность «лутчего человека». Соборное уложение предписывало ставить в старосты «дворян… которые за старость или за раны от службы отставлены», но еще пригодны к службе. Например, в 1635 году один дворянин подал челобитную, что он «безсемейный, стар и от ран увечен», «поместьишка… пусто» и искал назначения губным старостой на Белоозеро; однако вместо этого он был вознагражден более важной должностью воеводы с присовокуплением и губных обязанностей[69]. Там, где не было провинциального дворянства, старостами могли становиться крестьяне и горожане. Губные старосты порой сохраняли свою должность на протяжении многих лет, хотя время от времени Разбойный приказ мог распорядиться о перемене или само местное сообщество – выгнать особо отметившегося злоупотреблениями. Губные старосты имели власть применять наказания вплоть до смертной казни, не сносясь ни с воеводами, ни с Разбойным приказом, руководствуясь лишь указами и указными книгами этого учреждения (1530–1550-х, 1590-х, 1610-х, 1630-х годов)[70].
Правоохранительная сфера в Московском государстве еще более усложнилась благодаря введению третьей категории должностных лиц в области уголовного права, а именно «сыщиков», которых специально посылали для расследования срочных дел. Они использовались по меньшей мере с середины XVI века для искоренения преступников в тех или иных областях, для расследования по жалобам на злоупотребления властей или, с середины XVII века, для выслеживания беглых крепостных[71].
На протяжении всего XVII века местные сообщества поддерживали различный баланс сил между этими разновидностями должностных лиц[72]. Воеводы вершили текущие уголовные дела, разбирая драки и случаи мелких преступлений, убийства, поджоги, государственные преступления, такие как измена и колдовство. Губные старосты, согласно первоначальному замыслу, должны были быть чем-то вроде шерифов, преследовавших банды разбойников во главе отрядов местного населения, но поскольку позднее они были вовлечены во множество других дел, то их функции нередко были равнозначны воеводским. Нередко уездные люди писали в Москву и просили оставить либо одного воеводу, либо губного старосту, чтобы избежать груза обеспечения обоих должностных лиц[73]. Хотя губные старосты избирались местным населением, из которого они и происходили, Разбойный приказ и воеводы настолько пристально надзирали за их деятельностью, что их считали государственными служащими, говоря языком той эпохи, «приказными», а не «выборными» (от местного населения)[74]. Постепенно на протяжении XVII века губные избы стали подчиняться воеводам и Разрядному приказу, хотя Разбойный приказ, проигрывая, продолжал бороться за свои права[75]. В 1670–1680-х годах Москва пыталась объединить местные институты, в том числе и в области уголовного права. Губные старосты и многие другие местные выборные чиновники были упразднены в 1679 году, так же как позднее, в мае 1683 года, и сыщики для того, чтобы высвободить людские ресурсы дворянства для пополнения войск «нового строя», а также чтобы, согласно заявлениям правительства, облегчить бремя обеспечения столь многих чиновников, ложившееся на народ[76]. Воеводам передали право суда по уголовным делам, и они сохраняли его, даже когда Разбойный приказ в 1684 году добился восстановления губных старост и сыщиков. Последние на протяжении 1690-х годов посылались не только против преступников, но и для поиска сбежавших крестьян и зависимых людей. И губная система, и Разбойный приказ были бесповоротно упразднены в 1701–1702 годах с концентрацией власти по уголовным делам в руках Разрядного приказа, местных воевод и новых городских органов управления
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.