Престолы, Господства - [100]

— Я пытаюсь объяснить передвижения кое-кого.

— Кого? — спросил Харвелл. И опять голос немного дрогнул.

— Мисс Глории Таллэнт, — сказал Уимзи. — Неизвестно где пропавшей между таинственным прослушиванием в этом театре и появлением на грязевом островке в Темзе. Однако это, — он указал на бегущую в глубине реку, — вполне возможный маршрут.

— Конечно, здесь можно оступиться, — мрачно произнёс Харвелл, спускаясь к Уимзи.

— Что вы сделали? — спросил Уимзи. — Заманили её до той последней двери и просто столкнули вниз?

— Что я сделал? — спросил Харвелл. — Какой же вы глупец, Уимзи, настоящий изнеженный аристократ. Если вы подозреваете меня в двух убийствах, то что заставляет вас думать, что я остановлюсь перед третьим? — Он спустился ещё на один пролёт этой безумной лестницы. — Вы совершенно беспомощны, стоя там, — сказал он, достигнув уровня Уимзи.

— Я вполне способен защищаться, — холодно произнёс Уимзи. — Но в этом узком пространстве я не смогу этого сделать не сбросив вас. Я вас предупредил.

Однако правда состояла в том, что Уимзи понял: любая схватка почти наверняка приведёт к падению обоих. И в свете грозящей ситуации он внезапно ясно осознал, что подвергается риску, которому не имеет право так беспечно идти навстречу: он — женатый человек, и его жизнь не принадлежит ему одному. Возможно, Харвелл пришёл к тому же заключению относительно опасности, которой они подвергались; так или иначе он стоял на другом конце длинного прохода, готовый к броску, но пока неподвижный.

Уимзи сказал:

— Вы неправы. Я не подозреваю вас в двух убийствах. Только в одном.

Харвелл моргнул:

— Что вы имеете в виду?

— Вы не убивали свою жену, Харвелл. Вы не хотели убить её, не так ли?

Харвелла стала бить дрожь. Его лицо выглядело измождённым, глаза ввалились, под ними тени.

— Это был несчастный случай, не так ли? — тихо продолжал Уимзи. Когда ответа не последовало, он продолжил: — Никакие присяжные не признают это убийством, никакие присяжные не приговорят вас к повешению. Если бы не все эти трюки с маской, вы вообще могли бы сразу выйти на свободу. Конечно, вы потеряете сочувствие присяжных, когда они поймут, что ваши усилия избежать наказания привели к сознательной попытке обвинить другого человека. Но как бы серьёзно они к этому ни отнеслись, они не признают это настоящим убийством. Суд, скорее всего, вынес бы вердикт о непредумышленном убийстве. Вас повесят за другое. Почему вы это сделали? Полагаю, она шантажировала вас?

— О, да. Вы же не думаете, что я по собственной воле связался бы хоть как-то с этой неряхой? В качестве одолжения её семье я встретился с ней один раз, чтобы дать совет относительно театральной карьеры, а затем она увидела меня той ночью в переулке, когда я уезжал. Она могла погубить меня в любую минуту. Я заплатил бы ей, понимаете, Уимзи, я платил бы всю остальную часть её глупой жизни, но она хотела того, что я не мог ей дать. Я действительно имею влияние на постановки, которые финансирую, но даже я не могу заставить администрацию давать хорошие роли плохим актрисам. Она не оставила мне выбора. Как и вы, конечно. Мне жаль, вы мне всегда нравились, хотя Розамунде нет. Мне нравится ум, даже если он присущ аристократу. Кроме того, — сказал он, делая паузу, как если бы эта мысль только что пришла ему в голову, — я сожалею, что огорчу вашу жену.

Внезапно он бросился вперёд.

— На вашем месте, я бы этого не делал, — раздался откуда-то сверху из темноты голос старшего инспектора Паркера. — Вам это не поможет, каждое слово вашего разговора слышал я и мои констебли. Оставайтесь на месте, пока к вам спустятся.

— Это грязная ловушка, Уимзи, — закричал Харвелл. — Вам не стыдно загнать человека в угол как крысу?

— Вы не совсем загнаны в угол, — спокойно сказал Уимзи. — Вы можете сделать одно движение. Один быстрый шаг. Но у вас есть лишь несколько секунд, чтобы его сделать.

Харвелл посмотрел на тёмную воду, текущую на глубине сорока футов от того места, где он стоял. Затем он покачал головой, сдаваясь, и спокойно дождался одного из сотрудников Паркера, который надел наручники и увёл его.

— Я был так зол на неё, — сказал Харвелл. — У меня словно ум помутился. Она обязана мне всем, разве нет, Уимзи?

В небольшой обшарпанной камере полицейского участка находилось четверо мужчин: стенографист, старший инспектор, Харвелл и Уимзи.

— Вы же понимаете, — сказал Харвелл, обращаясь к Уимзи. — Вы знаете всю историю. Я сделал для неё всё, я потворствовал каждой её прихоти, мы были так счастливы… — Он остановился и покачал головой. — Мы должны были быть очень счастливыми, но что-то пошло не так, как надо. Мне пришлось начинать сначала, я рискнул губительным займом на постановку пьесы Эймери только для того, чтобы понравиться ей. Я знал, что она флиртует с Эймери, но я не думал, что она будет… Когда я неожиданно появился там и увидел, что она кого-то ждёт, передо мной словно помахали красной тряпкой. Этот дурак Эймери шлялся где-то снаружи, поэтому я решил, что именно его она и ждёт, лёжа в кровати. Я схватил её за шею, и я потряс её…

Он посмотрел на следователей с выражением, как будто к нему только что пришло понимание чего-то важного.