Прерванная игра - [2]

В разговор вступил Пэдди Коннор, отец Рори:

— Эй, сынок! Давай сыграем.

Пэдди работал сталеваром на верфи Палмера в Джарроу. Последние пятнадцать лет он трудился у доменной печи, поэтому кожа его лица была красной, даже багровой. Он вырастил троих детей, старшему из которых, Рори, исполнилось двадцать три.

Ростом Рори обошел отца. Внешностью он не пошел ни в отца, ни в мать: темно-каштановые волосы, а кожа хоть и грубая, но свежая, глаза карие, более темного оттенка, чем волосы. Даже в грубой рубашке он выглядел симпатичнее остальных мужчин, сидевших за столом.

А вот у Джимми, младшего сына Пэдди Коннора, волосы были светлые, и ниспадали они шелковистыми волнами. Ему можно было дать лет четырнадцать, а на самом деле Джимми исполнилось девятнадцать. И кожа у него была такая же светлая, как волосы, а большие серые глаза казались слишком крупными для его лица. Когда Джимми сидел, то выглядел стройным, но стоило ему встать, как сразу бросались в глаза его кривые ноги, за что его и прозвали «Кривоногий Коннор».

Третьим ребенком Пэдди была Нелли, миссис Берк, которая родилась после Рори.

Билл Уаггетт, сын Грэн Уаггетт и отец Джейни, работал в доках. Ему исполнилось пятьдесят, но на вид можно было дать все шестьдесят. Его жена умерла шесть лет назад, при родах седьмого ребенка. Однако из всех детей выжила только Джейни, поэтому Билл обожал ее.

Любовь Билла к дочери была столь велика, что после смерти жены он не потребовал от Джейни сидеть дома, вести хозяйство и ухаживать за ним, а разрешил ей пойти работать няней. Он даже пошел на то, чтобы выслушать за это нагоняй от своей матери, которой в тот момент было семьдесят девять лет. Однако Билл, как и все обитатели коттеджей, с уважением относился к Грэн Уаггетт уже за то, что сейчас, в свои восемьдесят пять, она выполняла работу по дому.

Коллум Лири работал шахтером, сейчас ему было сорок восемь, а впервые он спустился в шахту в возрасте семи лет. Поначалу он просто сидел по двенадцать часов в полной темноте, но уже через год начал ползать на четвереньках с цепью между ног, прикрепленной к вагонетке с углем, которую сзади толкал его родной брат. Мать Коллум не помнил, только отца, который и сам приехал сюда из Ирландии мальчишкой. Об Ирландии Коллум имел представление только по ирландскому кварталу в Джарроу, и его всегда удивляло, зачем надо было тащиться сюда из Ирландии по морю, если и здесь на каждом шагу ирландцы.

В свои сорок восемь лет Коллум был изможденным, преждевременно состарившимся мужчиной, все лицо и тело которого испещряли точки въевшейся угольной пыли. Однако Коллум чувствовал себя счастливым человеком. Раз в год он ходил на исповедь, время от времени причащался. Строго исполнял свой долг перед Господом, как предписывал священник, поэтому его жена рожала каждый или почти каждый год. В те годы, когда она не беременела, Коллум как раз и принимал причастие.

— Как идет строительство кораблей, Джимми? — обратился Коллум к младшему Коннору.

— Все отлично, мистер Лири.

— А когда ты собираешься построить собственную яхту?

— Еще не скоро, но обязательно построю. — Поймав взгляд Рори, Джимми широко улыбнулся. — Сказал построю, значит, построю, правда, Рори? — Он обратился к старшему брату, как к признанному для него авторитету.

Рори, тасовавший колоду, посмотрел на брата, и на лице его появилось ласковое выражение, какое появлялось очень редко, пожалуй только тогда, когда он смотрел на Джейни.

— Джимми, твое обучение скоро заканчивается, не так ли?

Теперь Джимми повернулся к Биллу Уаггетту, отвечая на его вопрос:

— Да, в начале года, мистер Уаггетт. Вот этого-то я и боюсь. Вы же знаете, после окончания срока обучения меня могут выгнать.

— Нет, они тебя не выгонят. — Билл Уаггетт поджал губы. — Я слышал, как говорили, что у Бейкера еще не было такого талантливого подмастерья, как ты, Джимми. Ты своими руками творишь чудеса из дерева.

— Ох, ну что вы. — Джимми отвел взгляд и сжал губы, чтобы подавить выражение удовольствия на лице, вызванное словами Билла. Затем он снова посмотрел на Билла и продолжил уже с тревогой на лице: — А знаете, что я вам скажу? Если бы старый Бейкер увидел, чем я сейчас занимаюсь, то я не смог бы даже обучение закончить.

— Ты говоришь об игре? — Рори перестал тасовать колоду.

Джимми кивнул.

— Точно. Повесили даже объявление. Разве я тебе не говорил?

— Нет, не говорил. А что еще за объявление?

— В нем говорится, что любой, кого застанут за игрой в карты в воскресенье, лишится работы. Увольнять будут даже тех, кто не донесет об этом.

Рори швырнул колоду на стол.

— Это точно?

— Клянусь тебе, Рори.

— Господи! — Рори обвел взглядом мужчин за столом, они тоже смотрели на него и молчали, пока молчание не нарушил его отец.

— Человек не знает, для чего он рожден, сынок. — В голосе отца прозвучало легкое недовольство. Затем Пэдди обратился к Биллу Уаггетту: — Что ты мне рассказывал позавчера о том, как работал на производстве соды?

— Ах, об этом. Ну, — Билл устремил взгляд на Рори, — там и вовсе дыхнуть было нельзя. Опоздал на несколько минут — получи штраф, а уж если опоздал на пятнадцать минут, что случалось особенно зимой, когда тяжело было пробираться по снегу на работу, то тогда удерживали аж четверть дневной платы. Если кто-то осмеливался говорить о работе за пределами фабрики, то на первый раз его штрафовали на десять шиллингов, а на второй раз и с работы выгоняли. Вот так вот обстояли дела. А если кто-то прикрывал опоздавшего, то и его штрафовали на ту же сумму, что и опоздавшего. А не дай Бог сказал что-то непочтительное мастеру, тут же следовал штраф. Я не смог так работать, был вынужден бежать оттуда. Твой отец правильно сказал, Рори: человек не знает, для чего он рожден. Ты вот стал сборщиком квартплаты, и это заслуга твоего отца, который создал условия, чтобы ты научился читать и писать. И теперь ты можешь зарабатывать на жизнь, не пачкая руки.