Преподобный Амвросий - [105]

Приехав 26 июня в Оптину пустынь, муж мой, две дочери, племянник, воспитанница, горничная и я ― все мы отправились в скит к о. Амвросию и передали батюшке о состоянии нашего больного сына и просили его св. молитв о болящем. Батюшка спокойно ответил нам, приветливо улыбаясь: „Ничего, ничего, успокойтесь, все пройдет; молитесь только Богу“. Каждый день мы стали посещать о. Амвросия, и батюшка был настолько милостив, что беседовал с нами подолгу и тем подкреплял нас всех, говоря, что „молитва родителей доходна до Бога; веруйте только в Его милосердие и молитесь, и Господь вас утешит“. Мы говорили ему что не надеемся на свои грешные молитвы, а уповаем на его ходатайство и св. молитвы. Он дал нам понять, что Господь нас обрадует. По совету и благословению старца мы пробыли в Оптине еще три дня, чтобы поговеть. Исповедь у него оставила в нас глубокое впечатление… 1 июля, получив известие о сыне, что его невыносимо-болезненное состояние ухудшается с каждым днем, и что по-видимому надо ожидать близкого конца, мы решились, не медля, приняв благословение о. Амвросия, тотчас пуститься в обратный путь. Но батюшка благословил нам выехать только на другой день. 2 июля, после ранней обедни, в 9 часов утра мы все пришли к старцу. Он всех нас благословил с лаской и напутственным словом и, обращаясь к моему мужу и мне, сказал: „Не беспокойтесь и не огорчайтесь; поезжайте с миром, надейтесь на милосердие Божие, и вы будете утешены. Молитесь Богу, молитесь Богу! Вы будете обрадованы“. Потом он подал мне два небольших креста, надетых на пояски с вытканными на них молитвами: одна св. Тихону Задонскому, а другая ― свт. Николаю Чудотворцу ― для меня и для нашего сына со словами: „Передай сыну мое благословение“. Уходя, мы еще раз усердно просили его молитв. „Хорошо, хорошо“, ― отвечал он поспешно и тотчас прибавил: „И вы молитесь Богу“. Благословивши всех, он нас отпустил.

Через час мы пустились в обратный путь домой к сыну. На станцию (в 10 верстах от имения) мы прибыли 3 июля в четыре часа утра. Кучера, ожидавшие нас с экипажами, передали нам, что страдания нашего сына с нашего отъезда все усиливались, и состояние его здоровья ухудшалось с каждым днем; особенно 2 июля он страдал невыносимо, и крики его раздирали душу каждого, до кого они доносились. Сна не было целый день, так же как и две предыдущие ночи, и силы больного совсем упали. Учитель и няня собирались было уже послать в Москву за доктором, когда получена была наша телеграмма о нашем возвращении из Оптиной. С невыразимым трепетом и сердечной тоской мы поехали со станции… Вдруг, не доезжая двух верст до нашего имения, мысли мои были прерваны внезапной остановкой нашего экипажа. Воспитатель нашего сына на всем скаку подъезжал к нам, и в эту минуту я подумала, что верно все кончено, и его уже нет на свете. Но воспитатель, которому сын наш был поручен, объявил нам с большой радостью, что с больным произошел какой-то необычный случай, или кризис (как он сказал), и что он в настоящее время совершенно здоров. ― „Здоров?“ ― Ушам не верилось. „Да, ― повторил он, ― слава Богу, Дмитрий совершенно здоров“. В коротких словах он передал нам, как произошло чудесное выздоровление. После мучительно проведенных суток (2 июля) умирающий мальчик, изнуренный и разбитый, заснул вдруг крепким сном в 11 часов ночи, ― и сон его был тих и покоен. Таким образом он проспал до 4½ часов утра (3 июля). Когда он проснулся, то был совершенно здоров, бодр и силен. Течь из уха прекратилась, и слух вернулся; осталась только бледность. „Теперь он встает, ― прибавил воспитатель, ― и одевается, хочет вас встретить на ногах“… Трудно передать то, что мы почувствовали при этом известии. Слезы радости и глубокой благодарности к Господу текли из глаз наших. В душе мы горячо славили и благодарили Бога и любвеобильного молитвенника о. Амвросия… Мы спешили домой. Мы не ехали, а летели. Когда мы вошли в залу нашего дома, дверь Митиной комнаты отворилась, и на пороге ее явился еще страшно бледный, но здоровый и веселый сын наш. Голова его еще укутана была белыми платками. В эту минуту он напоминал собою воскресшего Лазаря. Он радостно бросился нас обнимать, и обоюдным расспросам не было конца. Я передала ему привезенный мною крест, присланный ему о. Амвросием, и Митя приложился к нему и надел на себя с благоговением. С этого дня силы его все более и более укреплялись, аппетит вернулся; течь из уха более не возвращалась, и слух стал одинаково хорош на оба уха. Через неделю он уже мог приняться за умственные занятия и ездил верхом… В этом же году мы пригласили докторов на консилиум, и г. Беляев, после долгого осмотра нашего сына, не мог определить, в каком именно ухе было прободение барабанной перепонки; и только после того, как мы указали ему правое ухо, он заметил небольшой рубец и должен был признать это дело сверхъестественным. Вот совершенно истинная, хотя, быть может, и неумелая передача чудесного события, совершившегося в нашей семье по молитвам любвеобильного, дорогого старца Оптиной пустыни, родного батюшки о. Амвросия, память о котором никогда не изгладится из наших признательных сердец».