Преодоление - [5]

К разгрузочным бункерам никто не подруливал. Из динамика, примостившегося на высоте, возле одинокого прожектора, доносился монотонный голос диспетчера. Он предупреждал, что бетон будет отгружаться только утренней смене.

«Где же этот Тимкин?» — подумала Лена, поднимаясь по железным ступенькам винтовой лестницы. Кругом — ни души. На переходных площадках тускло горели электрические лампочки.

Мерно гудя, вращались бетономешалки. Завод — полуавтомат, и поэтому не видно людей. Но он работает, значит, бетон есть. Почему же какой-то Тимкин распорядился столь несуразно, сорвал их работу?

— Вам кого? — услышала Лена глухой голос и вздрогнула от неожиданности. Она обернулась и увидела человека в синей телогрейке, с утомленным лицом.

— Мне бы кого-нибудь из начальства.

— Я — сменный мастер. В чем дело?

— Почему не даете бетон? — напустилась на него Лена. — У нас простой, а вам тут — хоть бы что!..

— Минуточку, — прервал мастер. — Что значит — хоть бы что? Мы бетон делаем, а не баклуши бьем.

— Почему не отпускаете?

— Это дело диспетчера. Поднимитесь на верхнюю площадку, спросите Тимкина.

Лена побежала наверх. Тяжело дыша, она добралась наконец до самой последней площадки, осмотрелась, увидела табличку с надписью «Диспетчер» и, не раздумывая, рванула дверь.

За столом, на котором поблескивал крохотный микрофон, сидел худощавый молодой человек. Он читал книгу и дымил папиросой. Лена вплотную подошла к столу, спросила:

— Вы — Тимкин?

Маленькие, наполовину прикрытые веками глаза оторвались от книги, уставились на Лену.

— Вы читали объявление на двери? Там написано: «Вход посторонним воспрещен!»

— Мне, между прочим, читать некогда.

— Ах, некогда! Потрудитесь закрыть дверь с той стороны.

Тимкин проговорил это запальчиво, срывающимся по-юношески голосом и воткнул папиросу в пепельницу.

— Слушайте, товарищ диспетчер, распорядитесь-ка лучше, чтобы отпускали бетон. Мы стоим уже больше часа. Блок не закончен. Вам это понятно?

— А я повторяю: закройте дверь с той стороны. Нам виднее, кому и когда отпускать бетон. И вообще, что это за мода являться сюда? Глядя на вас, все начнут на завод бегать. Потрудитесь вернуться на рабочее место. Все!

— Вернусь, когда получу бетон!

— Вы его не получите. Ясно! О тряпках небось думаете, как бы заработать побольше? Я же руководствуюсь общими интересами стройки. У меня график…

— У вас график, — еле сдерживая себя, сказала Лена, — а у меня незаконченный блок. И под срывом обязательство нашей комсомольской. Вам понятна эта ответственность? Вы и сам, верно, комсомолец.

— К вашему сведению — секретарь комсомольской организации, — с достоинством произнес Тимкин, — но сейчас я — дежурный диспетчер. — Он встал, засунув маленькие руки в карманы брюк. — Вы свободны!

— Знаете, мой дорогой, вы не секретарь и не диспетчер, а бюрократ! Правда, едва вылупившийся.

Не слушая, что кричал ей Тимкин, Лена схватила телефонную трубку, вызвала диспетчера стройки.

— Что это получается? — горячилась она. — Нас подняли в воскресный день, а теперь мы сидим сложа руки. Ах, не вы подняли? Но какая разница — вы или ваш сменщик? Откуда говорю? С бетонного. Передать Тимкину?.. Держите! — Лена сунула трубку Тимкину. Он начал было возмущаться, но смолк, а потом трижды повторил: «Понятно».

— Ну что? — с надеждой спросила Лена.

Тимкин помедлил минуту и только тогда подошел к письменному столу, включил микрофон, сухо и обрывисто проговорил:

— Десять машин под раструбы бункеров. Маршрут — шлюз. Блок — триста десять.

Лена повернулась к двери. Она не расслышала, как крикнул ей вдогонку Тимкин: «Мы еще с тобой поговорим!» Она мчалась вниз по железным ступенькам бесконечно длинной лестницы и на каждой переходной площадке, с которой открывался вид на залитую огнями стройку, слышала перекрывающий все остальные звуки голос репродуктора:

— Маршрут — шлюз. Блок — триста десять. Маршрут — шлюз…

Глава вторая ВОЗВРАЩЕНИЕ

Весь понедельник Лена и Катя просидели дома. С утра они отсыпались, а когда встали, пришло время готовить обед. Катя принесла из буфета рыбные консервы, раздобыла у подруг несколько картофелин и луковицу.

— Сварим уху. Лучше, чем столовский суп хлебать. Один момент — и пожалте за стол.

Лена не отозвалась. Ей было совершенно безразлично, каким будет обед. Пусть бы даже его не было совсем. Есть не хотелось. Даже разговаривать, двигаться и то не хотелось, а чистить картошку было невмоготу: руки, все тело стали тяжелыми и плохо подчинялись ей, как будто бы и не проспала шесть часов подряд.

Она все же села к столу и взяла нож.

— Ты чего, все равно что спишь? — удивилась Катя. — Еще выспимся вдоволь — не на работу. Еще в кино сбегаем или в клуб.

Идти им никуда не пришлось. К вечеру Лену начало знобить. Она легла в постель, накрылась халатом и съежилась под ним, поджав ноги. Катя укутала ее своим одеялом, а немного погодя положила поверх зимнее пальто.

Теплее Лене не стало.

— Что за напасть такая? Не иначе — вчера на ветру продуло. Вон ведь как круто погода повернулась, — приговаривала Катя. — Хоть бы Нинка скорее из больницы явилась, посмотрела бы тебя. Когда не надо, всегда тут крутится. Ты полежи, пойду гляну, может, пришла.