Преображения - [5]

Андрогин был без одежд, волос, половых органов и сосков, широк в кости, высок и строен. Он доверчиво улыбался, когда начал разговор:

— Все же хорошо, что я оказался рядом. Я вижу, что вы тоже биообъект…

Второе предложение было скорее вопросом, чем утверждением. Его собеседник не отвечал. Видя, что спасенный им «биообъект» не разговорчив и эмоционально холоден, андрогин понял, что никакой благодарности не получит и вероятно за этим молчанием могли крыться дурные намерения: будь то возможное нападение или же попытка иначе навредить ему. Тесак, опущенный и упертый в землю, снова оказался в руках. Андрогин стал еще более доброжелателен и в голосе появились нотки фальши, раздраженный этим он повысил голос:

— Он стал производить и владеющих языком. Не знающие как говорить не отличаются от этих (указал в сторону ретировавшихся свиней). Ни чем не отличаются. Ты меня понимаешь? Ответь…

Пустынь беззвучья гнездовала на кустах, шелестело спаржевое полотно.

— Да. Ты один из них. Бессознательное животное.

Презрительная гримаса. Дикий гавкающий хохот Андрея. Андрогин отвел тесак в сторону, чтобы отсечь голову. Его противника спасло копье, неожиданно пробившая грудь. Безволосый только пискнул и рухнул на кусты. Бросивший был горбуном с густыми волосами в паху и торчавшем пенисом. Убитый хоть и был без первичных половых признаков, но вывод шлаков из организма для него никто не отменял. Вытащив из груди копье, волосатый горбун его бездумно бросил прямо к ногам Андрея, перевернул тело и с помощью покрытых цыпками рук всунул свой обрубок в анус. Грязные космы углем скрывали горящие сладострастием глаза навыкате. Фрикции сопровождались сдавленными охами одобрения и шлепками по ягодицам. Ему было тесно и приятно.

Андрей прервал этот трах довольного собой уродца и трупака. Копье пронзило ягодицу. Горбатый ебарь заверещал и попытался вытащить острый наконечник, но, навалившийся всем весом на оружие, Андрей не давал ему это сделать. Хурма все углубляющейся раны и речевые атаки терпко отдавались нёбу истязателя. Задорно и с любовью водил копье вверх и вниз. Волокна мышц кровью пачкали кожу. Нежная истома связала холодное тело, исходившего в судорогах горбуна и Андрея, мешавшего вращательными движениями копьем чадящее варево из соли, ягодиц и конвульсий. Они втроем пульсировали нежно-розовым плевком на фоне безучастного перешептывания растительности. Спазмы и голосящий с пеньками рот не останавливали задор пыток, а лишь утраивали рвение. Ветки царапали живот, а сфинктер андрогина сжал и не отпускал член.

Рделось пространство.

За Андреем все время следили двое бесполых. Синеглазый и скуластый кудахтал, когда их товарищ с тесаком не добился ответа:

— Вот видишь! Сиф его спросил. Молчит он…

— Сиф лишь опрометчиво донес свою мысль. Это был не вопрос, — бесцветные глаза струились бесстрастьем.

— Здесь опасно находится, — не обращая внимания на последние слова.

— Мы выберемся, скоро последний рубеж. Мы увидим яйцо.

— Я не верю этому, Мес.

Убийство и елозенье елдака в потемках ректума не пошевелило их.

— Он убит.

— Не волнуйся, Шед. Скоро все кончится.

— Сиф был не похож на нас… Я спокоен.

— Да. Жар его духа теперь стал холодом его клинка. Все так же обжигает.

— Теперь он не будет ласкать нас там язычком.

— Меня это никогда не радовало, просто Сиф светилось от этого, и я позволял ему заниматься услаждением его сексуального аппетита.

— Ему нравилось, мне тоже. Я хочу, чтобы этот своим отростком меня ласкал. Проникал в меня. Я чувствую огонь там. Сделай же мне приятно.

Шед лег на живот, а Мес стал массажировать устье его зада. Пальцы гладили и щекотали голодную воронку. Фарфоровое вертело бедра дрожало в ореоле плавных прикосновений. Разомлевший Шед постанывал, закусывая до капелек крови губу. Запах мяты, ковыряние древка и погружение фаланг в омут наслаждения замкнули Вселенную в это полукружье. Оно тонуло, ныряя в безликие чаны, полные чернотой. Она вскипала, липкая, летели глазастые мухи, отпить медовый напиток. Кипящая чернота, прилипшие мухи, попавшие в западню. Страх, измена, пузыри ада и тьмы, менявшие образы, одежки, кожки и слова. Тонувшие насекомые в глубоких чанах теряли личины, умирали.

У Шеда от этого кружилась голова, закатывались в неге глаза. Мес решил применить то, что всегда использовал в таких случаях: росток-дилдо. Это мертвенно-бледная личинка стала проявлять признаки жизни: влезать в мякоть андрогина. По мере продвижения в тесный туннель в ней расцветал бутон розочки. Каскад удовольствия завихрился в Шеде. Он сочился слюной, а личинка все набухала. Это чрезмерное расширение, выход за границы окончился разлезанием тоненькой кожицы. Из нее пролезли щетинистые лепестки. Их голод должен быть утолен.

— Йай, йааа, — по-детски от режущего проникновения залепетал Шед.

— Я тут ни при чем!

— Вытащи это!

— Я тут ни при чем!

— Ты, ты! Виноват! Вытащи, скорее! Я прошу! — сквозь крики и корчи ныл Шед. Тер задок о землю, корни сада лишь впивались и не облегчали страданий.

— Я ту ни при чем! Заткнись!

Мес стал пихать сырой каракуль землицы в пасть Шеда, оргазмирующего от траншей в своем нутре. Бил голову. За уши и в землю! Еще удар, затем следующий, опухшая от слез рожа, удар, глотни-ка землицы. На-ка!