Преобладающая страсть. Том 2 - [3]

Даже Сибилла, которая частенько названивала ему на работу, теперь казалась ему иной, поскольку теперь они жили в одном городе и занимались одним делом; она отчего-то стала казаться меньше и, как ни странно, моложе. Поначалу, во время торгов ТСЭ, она показалась ему еще более невыносимой, чем всегда, когда разъярилась на него за то, что он предложил всего двести миллионов долларов за телесеть.

– Она стоит больше! – вопила она в офисе у адвоката. – Триста!

– Двести, – тихо произнес Ник. – Это последнее предложение. У тебя пет ни аудитории, ни программы, ни людей, которые могли бы прибавить хоть один пенни. Ты знаешь это не хуже меня, ты же все изучила.

– Я знаю только, сколько она стоит в потенциале! Это чистое золото!

– Ну и озолотись сама, – Ник встал. – Я буду в «Мэдисоне» до завтрашнего утра, если тебе захочется разыскать меня.

– Ник, ну как ты можешь? Остановись! Ты не можешь так уйти! Что происходит? Мы же не чужие друг другу, мы знаем друг друга! Это же здорово, разве нет? Кто бы мог подумать всего несколько лет назад, когда мы едва могли наскрести на кино… – она обхватила руками колени. – Прости, я хотела придерживаться делового тона. Вот почему мне так трудно, мы ведь столько пережили вместе, и сейчас, когда мне нужно… – она покачала головой, и губы ее дрогнули, словно она пыталась сдержать улыбку. – Ну, не буду больше, я ведь обещала. Это лишь от того, что я чувствую себя такой одинокой… Ник, она стоит трехсот, я знаю это наверняка, но мне в самом деле хочется, чтобы именно ты купил ее. Я соглашусь на двести, если ты примешь на себя половину долгов.

Ник заметил, как адвокат Сибиллы сжал губы, и понял, что тот просил ее не пользоваться этой уловкой. Но она не смогла удержаться, и Ник знал, почему: у нее набиралось долгов по ТСЭ до ста девяноста миллионов. Если она их все выплатит, у нее останется после Квентина и продажи телесети около десяти миллионов долларов. Это многих бы удовлетворило, думал Ник, но только не Сибиллу.

– Когда ты будешь готова обсудить серьезное предложение – двести за телесеть, но без долгов, без довеска в виде твоей компании, производящей телепрограммы, и прочего имущества – я, быть может, еще буду заинтересован в сделке. Хотя чем больше я об этом думаю, тем больше меня начинают занимать мысли о других телесетях, предназначенных для продажи. У нас с Чедом есть из чего выбирать, целая страна перед нами. Свет не сошелся клином на Вашингтоне. У меня самолет завтра в три дня.

– Да черт же побери! – крикнула Сибилла, но он уже успел затворить за собой дверь.

На следующее утро ее адвокат сообщил о согласии Сибиллы.

– Я все-таки достойнее тебя, – заявила она, поджимая губы, при новой встрече. – Я всегда знала, что ты скаред, скупердяй и эгоист, но я не знала, что ты еще и жестокий.

– Давай-ка лучше выпьем, – предложил Ник, думая о Чеде.

Он отвез Сибиллу в Музыкальный бар Фейрфакса, где они просидели около двух часов, болтая о Вашингтоне, о том, как Сибилла выучилась ездить верхом и как она охотится, о ее новой компании, производящей телепрограммы. Иных тем они избегали, позволяя музыке заполнять паузы в их разговоре. И когда он провожал ее в Уотергейт, они казались почти друзьями.

– Я так рада, что ты занялся телевидением, – призналась Сибилла, желая ему спокойной ночи. – Теперь у нас есть кое-что общее и помимо Чеда.

После этого, хотя она звонила часто, они виделись лишь однажды, когда они как-то раз пошли поужинать очень рано с Чедом, и именно тогда он вдруг заметил, какая она невероятно маленькая.

Когда он решительно забраковал ее игровые шоу, которые она собиралась показать по ТСЭ, она лишь немного попыталась поспорить, чтобы убедить его изменить решение. Л когда он отклонил и «Час Милосердия», она заметила только, что он совершает ошибку: Лили Грейс будет настоящей сенсацией и очень скоро приобретет громкую славу на телевидении.

– Но это неважно, – сказала Сибилла Лили вечером, после того как Ник отказался от их передачи. – Что он может нам предложить? Он не знает главного о телевидении, он обанкротится в первые же полгода. Я сделаю так, что тебя будут смотреть по всей стране еще до того, как он сообразит, из чего должна состоять телепрограмма. Ну-ка, примерь другое платье.

Лили повернулась к груде белых платьев, сваленных на кровати.

Это была ее кровать, и стояла она теперь в квартире Сибиллы, в самой большой и чудесной комнате, в которой ей когда-нибудь доводилось жить. Хотя она успела пробыть здесь совсем недолго, но она быстро привыкла к шелковым простыням и ворсистому ковру, который приятно щекотал ее голые пятки, к ванной с отдельным душем, из которого струи хлестали во все стороны и заставляли ее трепетать и испытывать подлинное наслаждение. Это была такая великолепная комната, что Лили не возражала, когда Сибилла оставляла ее там одну, а сама уходила из дома, как, например, на Рождество, когда ее сын приезжал со своим отцом. «Мне нравится думать, будто мы все еще семья», – говорила Сибилла с легкой, печальной улыбкой, и Лили все отлично понимала и оставалась за закрытыми дверьми своей комнаты.