Премия Дарвина - [54]

Стены гаража качнулись. Перехватило дыханье. Вовчик отодвинул тарелку и расстегнул ставший слишком тесным ворот комбинезона.

– Не может быть, – проговорил он. – Вы прикалываетесь? Маша не могла…

Серый достал из кармана смартфон и подсел к Вовчику, сунув тому под нос фотоальбом.

– Листай!

Непослушными пальцами Вовчик начал перелистывать снимки. Это были кадры с кладбища, с его собственных похорон. Камера запечатлела серые лица мамы и отца. Нагромождение венков. Сутулые фигуры друзей. Крупно было снято восковое чужое лицо в гробу, словно все собрались похоронить дешевую пластиковую куклу. Долистав до финала – когда свежий холм на могиле оказался погребен под ворохом живых и искусственных цветов – Вовчик понял, что ни на одной из фотографий не увидел Машу. Потапова была. Маши не было.

Вовчик отдал Серому телефон. Хмыкнул.

– Ну, это же объяснимо. Машка, она… слишком впечатлительная. Ты вот сам признался, что не железный. А она тем более…

– А с бывшим она сошлась, тоже, по причине тонкой душевной организации? – иронично поинтересовался Митя.

– Как – с бывшим? – просипел похолодевший Вовчик. – С чего вы взяли?

Гоша и Митя снова переглянулись.

– С того! – снова ткнул в смартфон Серый.

На экране – в сторис на своей страничке – возникла Маша. Видео было совсем коротким – Маша, в красивой блестящей кофточке, кокетливо улыбалась в камеру, а за плечи ее обнимала модно татуированная мужская рука. Вовчик мгновенно опознал эту руку – позер Игнатьев обожал героев какой-то мудреной китайской манги и набил себе на предплечьях почти всех ее героев. К видео прилагалась подпись: «Есть человек, который никогда не даст мне заскучать». Подпись венчали несколько сердечек.

Вовчика затошнило. Он оттолкнул от себя руку Серого со смартфоном, вскочил, сделал круг по тесному гаражу. Самое гадкое, что он узнал интерьер, в котором Маша записала коротенькое видео – это была гостиная в ее квартире, которую ей год назад купили родители. Они с Игнатьевым в ее квартире. Прямо сейчас!

– Не может быть! – бормотал Вовчик. В голове возник гул, словно сразу за гаражом по путям шел поезд. – Она не такая! Наверное, Игнатьев ее принуждает!

– Принуждает? Ты откуда взялся, такой дурачок? – расхохотался Серый. – С Вовкиной работы? Ты кем там работал, клоуном? Ты сюда, мля, пришел друга моего помянуть, или эту шлюху выгораживать? Маша – блядище в кубе, на которую мой друг спустил все свои бабки. И кучу кредитных бабок. И его родители теперь будут эти кредиты выплачивать. Но дело-то не в бабках, а в том, что сегодня девять дней, она уже трахается с бывшим. А моего друга нет. Он в могиле. Усек?

Несмотря на то, что двери гаража были открыты, Вовчику захотелось выйти на улицу – таким спертым внезапно стал воздух. Они сговорились. Они все его разыгрывают. Этого просто не может быть!

– Я… пойду, – сказал Вовчик.

– Как знаешь, дядь, – пожал плечами злой Серый.

Вовчик задержался на пороге, еще раз внимательно всмотрелся в мрачное лицо своего друга, которого он, казалось, видел впервые. Кивнул Мите и Гоше. И вышел вон.

Каждый шаг отдавался острой болью где-то глубоко в желудке – словно он наглотался стекла. Вовчик шел по району, вообще не понимая, куда его несут ноги – но остановиться не мог. Боль и злость гнали его вперед, скручивали в узел, не давали дышать, и все, что он мог сейчас делать – шагать.

Очнулся он только тогда, когда понял, что дошагал пешком на шестой этаж и звонит в дверь Машиной квартиры. Тело взмокло, подмышки комбинезона взопрели. Руки тряслись. Мыслей не было – только поезд продолжал гудеть где-то в затылке.

Дверь распахнулась – и на пороге возникла Потапова. Пару мгновений они молча смотрели друг на друга.

– Ребят, пиццу принесли! – крикнула кому-то в глубине квартиры Потапова и жестом пригласила его войти.

Вовчик вошел, прикрыл дверь. Потапова шарила в вазочке на полке, при входе, пытаясь выловить в ней мелкие купюры.

– Сорри, сейчас чаевые принесу! Тут вообще мелочь.

И Потапова ушла.

В квартире гремела музыка, слышались оживленные голоса. Ну, хоть кому-то весело, в его девять дней. Вовчик глянул на себя в зеркало, увидел чудовищное, поросшее свежей щетиной, перекошенное злобой лицо, и ухмыльнулся. Именно с таким лицом и надо приходить в гости к неверным возлюбленным. Он сегодня не Вовчик, он – Статуя Командора. Что-то он там такое в школе читал, у Пушкина. Кажется, в финале все действующие лица провалились в ад.

Отличное окончание поминальной вечеринки! Вовчик осклабился и двинул в гостиную.

В большой комнате, стены которой были украшены стильными фотографиями хозяйки квартиры, несколько человек продавливали своими туловищами огромный диван. Ослепленный гневом, Вовчик выхватывал лица развалившихся на мягкой мебели гостей – несколько Машиных подруг с бойфрендами, Потапова, которая, видимо, уже забыла о человеке, которого приняла за доставщика пиццы, и доливала себе в бокал шампанского. Маши не было. Игнатьева тоже. Вовчик растерянно повертел головой. Смешно, но люди на диване, качающие головами под музыку, его, кажется, не заметили.

– Чувак, пару сотен хватит? – окликнул Вовчика ненавистный голос. Тот обернулся – из спальни к нему вышел Игнатьев. Высокий, развязный, ухмыляющийся. В квартире Маши он явно чувствовал себя по-хозяйски.