Премьера без репетиций - [35]

– Так что с разработкой комбинации… с учетом его «интересов»?

– Работаем. Только сейчас, я думаю, после нашего столкновения, вряд ли он сломя голову кинется в засаду.

– Забываешь, Сергей Дмитриевич, он уверен, что нам неизвестно, кто он такой. Вон какую таинственность развел. Кстати, не забудь среди местного населения распространить информацию о нем.

– Сделаем. Только так ли он уверен, что столько времени остается невидимкой?

– Нравится мне, Астахов, твоя оперативная хватка. Честно сказать, рад, что ты к нам приехал служить. Но вот некоторых мелочей ты, человек не местный, знать не можешь. Барковский – настоящий пан. А значит – остальных он считает ниже себя во всех отношениях. Это у них, шляхтичей, с молоком материнским внутрь попало. Да и исторически… Тут и белорусы живут, и поляки, и украинцы… Чего им всем делить? Бывшие долги панам? И банды им не нужны. Народ хочет спокойно жить и работать. Раз народ не хочет возврата к старому – никакие Барковские тут ничего не сделают… Будет у него тут земля под ногами гореть, когда народ узнает, кто в болотах отсиживается…

– Хорошо, поработаем и в этом направлении.

– Я помню, вы к этому коллекционеру живописи своего «художника» послали. Ну и как?

– Никак. Даже хуже.

– То есть?

– Буквально вчера получил подробное сообщение от «Богомольца». На пособников банды «художник» пока выйти не сумел. Хотя все сделал правильно. Чуть подождать, и, думаю, выйдут они на него сами. Новых людей у болот тоже пока не появилось. Только вот влюбился наш парень.

– Что ж плохого? Дело молодое.

– Может, и так. Только за девушкой этой перед тем, как с молодым паном уехать, Чеслав Лех ухаживал. Невестой называл своей.

– Лех? Кто это?

– Телохранитель пана. Прекрасно знает все тамошние места. Есть данные, что он сейчас тоже с Барковским. Без такого проводника вряд ли банда легко смогла бы уйти от засады.

– А не может эта девушка быть ниточкой к банде? Если этот Чеслав ходит к ней…

– Думал уже. Девушка – дочь лесника. Вернее, лесного объездчика. Отец – мужик простой, но уж очень закрытый. Мы пытались выйти на него. Иголки выпустил, как еж, не подпускает близко. Живет по принципу: ни вашим, ни нашим. А дочь не в него. Посмелее… Она еще тогда Чеславу от ворот поворот дала. И вот представим его состояние. Девчонка отказала ему, подручному пана! Да сейчас попади к нему в руки Алексей, трудно представить, что будет. Обидно, я очень рассчитываю на парня.

– Да, ситуация… Что предпринимаете для скорейшей ликвидации банды?

– Первое, как докладывал. Система засад на основных путях, где группа может появиться. Еще вот что: «полковник» – хороший знаток живописи. Раз так, не будет он хранить награбленные картины в болоте, в сырости. Значит, есть у него тайники. Вот посидел, рассчитал… Завтра выставим засаду в его бывшей усадьбе и еще в двух-трех перспективных местах.

– Что радиоперехват?

– Ничего не дает. Очевидно, они не пользуются рацией.

– Несомненно, любопытная группа. Действуй! Прими совет. Шире используй местных активистов. Народ в воссоединенных районах пока запуган, это верно, но люди, которые нам готовы помочь, там есть, и немало. Второе. Попробуй создать передвижные засады. Мобильные группы. Транспорт выделим. Да и о парнишке том подумай. Слишком велик риск. Он ведь не кадровый сотрудник? Нет… Тогда, видимо, надо отзывать! Имеем ли мы право так рисковать?! Подумай… М-да… А зашел-то я к тебе вот зачем: такой адрес в Ленинграде – вот, посмотри – тебе ничего не говорит?

– Как же?! Я в Ленинграде учился, служил. По этому адресу штаб погранвойск НКВД Ленинградского округа. А что?

– Ничего особенного. Просто Григорий Алексеевич Степанов[15] запрос на тебя прислал. Финны зашевелились. На эстонской границе тоже что-то. События, думаю, там серьезные назревают. Просит тебя обратно.

– Ну что, Иван Григорьевич, собираться?

– И не думай! При всем моем уважении к Степанову – не отдам! Ты мне самому здесь нужен. Полагаю, что основной наш противник сейчас на польской территории хозяйничает. И, наверное, не с финнами, а с ним придется в конце концов драться насмерть. А финны… Финны их ученики. Коли ты с ними знаком – потягайся теперь с учителями…

…Он ничто. Он – ветер! Его не поймаешь и не приласкаешь, не позовешь и не попросишь. Его даже не увидишь. Он есть и его нет. Он ничто. Но люди… Зачастую они не видят душу у самого близкого, но наделяют ею и животных, и траву, и листья, на деревьях. Даже его, ветер.

Он ничто. Но он уже живой. Ему нестерпимо страшно прикасаться к тому человеку, что лежит в роще. Вот уже много дней он не движется. И ветер, путаясь в тоненьких стволах молодого орешника, скользя по последним осенним ягодам ежевики, смахивая пыльцу с запоздало зацветшего зверобоя и молочая, подбирается к этой застывшей. в последнем движении фигуре. Он осторожно трогает его светлые длинные волосы, легко перебирает их.

Кем он был? О чем мечтал и что не успел додумать, когда его жизнь оборвалась, внезапно, на полувзмахе? Кто его оживляет в своих воспоминаниях и мечтах?

Как это несправедливо и глупо – внезапная смерть. Смерть, когда человек еще так много может сделать, когда еще все то, что ему отпущено, только начинается.