Премьер-министр (= Президент) - [26]

В день, когда он диктовал Шаламону его признание, мировоззрение Премьер-министра пошатнулось, грозило вовсе опрокинуться.

Он снова видел начальника своей канцелярии... Когда, закончив письмо, тот направился к двери и взялся за ручку, мысль о том, что Шаламон намерен покончить с собой, как это сделал когда-то обманутый в своих ожиданиях проситель, не пришла Премьер-министру в голову, да она и не повлияла бы на него.

- Останьтесь!

Шаламон стоял спиной к Премьер-министру, не решаясь повернуться и очутиться лицом к лицу с ним.

- Я не могу сегодня и в течение еще некоторого времени принять вашу отставку или же немедленно выставить вас за дверь. - Он говорил быстро, вполголоса, отчеканивая каждое слово. - Чрезвычайно важные причины мешают мне, к глубокому моему сожалению, предать суду вас, вашего тестя и его соучастников...

Начать судебный процесс - значило бы вызвать грандиозный скандал, а это пошатнуло бы доверие к правительству и только усугубило бы трагическую ситуацию.

Ввиду этих обстоятельств предательство Шаламона становилось еще более гнусным. Ведь тот знал, что его вынуждены будут покрыть, его поступок обойдут молчанием и замнут дело, а это окончательно выводило Премьер-министра из себя. Банк Волларда сыграл наверняка, и назавтра все увидят Этьена Волларда в светло-сером цилиндре на трибуне владельцев скаковых конюшен в Отейе или Лонг-шане на скачках, в которых будут участвовать его лошади. И если через две недели Воллард выиграет Приз президента республики, глава государства неизбежно поздравит его и пожмет ему руку!

- Впредь до новых распоряжений вы будете, как обычно, выполнять свои обязанности, и для посторонних в наших отношениях ничто не изменится.

Это испытание продолжалось две недели. Правда, Премьер-министр в то время был настолько занят, что ему было некогда думать о своем секретаре. Когда же они оставались наедине, он избегал обращаться к нему, а если это было необходимо, отдавал приказания безразличным тоном.

Не раз за эти дни Шаламон открывал рот, казалось испытывая мучительное желание что-то сказать и бросая на своего патрона умоляющие взгляды.

Он уже не был ни юнцом, ни молодым человеком, ни даже, как говорится, начинающим политическим деятелем. Это был зрелый человек, на заметном посту, а потому его унижение было не трагическим, но омерзительным.

Как он держался с женой вечером за обеденным столом? Что говорил тестю и его компаньонам? Какие мысли мелькали у него в голове, когда он называл адрес отеля Матиньон своему шоферу, усаживаясь за его спиной в автомобиле?

В одно прекрасное утро Премьер-министр нашел на своем письменном столе письмо, адресованное на его имя и написанное почерком начальника канцелярии. Пока Шаламона не было, он не притронулся к письму, но как только тот появился, подошел к нему, Премьер-министр взял двумя пальцами нераспечатанный конверт, изорвал его на мелкие куски и бросил под стол в корзину для бумаг.

Им предстоял последний разговор. Премьер-министр был краток. Ни разу не взглянув на собеседника, стоявшего по другую сторону письменного стола, он проговорил:

- С этой минуты вы можете считать себя свободным.

Шаламон не шевельнулся, а Премьер-министр положил перед собой папку с текущими делами.

- Да, я чуть не забыл... В будущем я избавляю вас от необходимости раскланиваться со мной... Ступайте!

Он открыл папку и взял красный карандаш, которым имел обыкновение делать заметки на документах.

- Я сказал: ступайте!

- Вы категорически отказываетесь выслушать меня?

- КАТЕГОРИЧЕСКИ. Будьте любезны выйти.

Он вздрогнул на своей постели, услышав снаружи какой-то шум. Но через минуту различил шаги одного из полицейских агентов, ходившего взад и вперед возле дома, чтобы согреться.

Вот уже восемь дней, как бедняга Курно взывал поочередно к представителям различных партий. Некоторые отказывались сразу же. Другие начинали консультации, длившиеся день-два. Рассматривались различные комбинации, в печати назывались имена, даже публиковались предполагаемые списки, но в последнюю минуту все рушилось, и карусель в Елисейском дворце начиналась сызнова.

Там, где остальные потерпели неудачу, Шаламон имел некоторые шансы на успех. Влияние его малочисленной группы объяснялось ее промежуточным положением арбитра между центром и левыми, а кроме того, у нее было преимущество - она не была связана с какой-либо жесткой доктриной. И, наконец, именно сейчас, когда мнения партий по вопросу о заработной плате и по другим экономическим вопросам разошлись, многим казалось, что независимые левые способны более или менее удовлетворительно разрешить эти неотложные проблемы.

Другим козырем Шаламона была его гибкость, умение маневрировать. Кроме того, ему было шестьдесят лет, и его относили к старой гвардии Бурбонского дворца, а поэтому он мог рассчитывать на поддержку старинных друзей и на свои обширные связи, созданные благодаря различным услугам и мелким компромиссам.

Что ответил бы Премьер-министр теперь, если бы в данную минуту его спросили:

- Считаете ли вы, что Шаламон способен найти выход из правительственного кризиса?