Прелюдия 11 - [16]

Некоторое время я шагал рядом с моими парнями, чтобы понаблюдать за ними на марше. Пятеро крепких мужчин, тренированных и готовых преодолеть трудности любого рода. Выглядят они отдохнувшими, видно, что есть еще в запасе силы. Впереди идет Умберто Родригес — высокий, стройный, упорный, лучший из всех. Руки у него болтаются, как маятники, а ступает твердо, не заботясь о том, выдержит ли почва вес его тела. Я знаю его со студенческих времен; он всегда жил беспечно, подчиняясь велению инстинкта, уверенный в себе и своей необычности. Ему двадцать шесть, он на четыре года моложе меня, хорошо стреляет и ориентируется на местности. Умберто мой заместитель, ему по плечу любые трудности. Я посмотрел на остальных: каждая цепь прочна настолько, насколько прочно ее слабейшее звено.

Кто из нас самый слабый? Рико, идущий вслед за Умберто? Вряд ли, во всяком случае, не физически. Этот затылок, эти узлы мускулов под черной кожей! У него мощные плечи, сухая, крепкая спина. С голыми руками, без хитростей ближнего боя Рико даст форму любому из нас. Он был рубщиком бананов и не боится жары в джунглях... Увы, он не кубинец. Правда, все мы в Латинской Америке — одна большая семья. Я против цветных ничего не имею, это у нас не принято. Да и кто из нас может сказать наверное, были ли волосы у его прабабки гладкими или курчавыми. Американцы вот чего не могут понять: Куба не придаток южных штатов Америки. Верно, когда в Гаване ты, белый, начинаешь гулять с темнокожей девушкой, соседи перешептываются. «Так не полагается», — сказал мой отец. Он имел в виду различие в общественном положении. На что я всегда возражал: откуда же взялось столько мулатов? В Рико мне то не нравится, что он из Гватемалы. Пока все идет сносно, на него безусловно можно положиться, это мне известно после испытаний в Сан-Амбросио. Но будет ли он готов в случае необходимости умереть за свободу Кубы?

Следующего я слишком мало знаю, он в моей группе новичок, Мигель идет сразу вслед за Рико, ступает он тяжело, там сорвет травинку, тут цветок возьмет, как ребенок, в зубы, надкусит и выбрасывает, что, конечно, против правил безопасности; к тому же он что-то тихонько насвистывает. Красивый юноша; даже в крестьянской одежде, которая всех нас обезобразила, он выглядит прилично. Лишь серьезности ему не хватает, ведет себя, как на прогулке, но от этого его можно отучить. Специалистов по приборам у нас в лагере муштровали недостаточно. Капитан сказал, что он электротехник из Гаваны, один из тех разбитных молодых рабочих, которые в филиалах янки на Кубе получали по восемь песо в день — больше, чем я зарабатывал когда-либо в жизни. А Фидель? Он что, платит меньше?.. Но я не хочу быть несправедливым к Мигелю, парень мне нравится, в наше дело он верит и предан ему; это он доказал позавчера вечером в лагере.

Слабейшим звеном мог оказаться Пити Равело. Между Мигелем и Пити расстояние все время больше, чем между остальными. Идет он вразвалку, загребает руками и странно семенит; носки ботинок у него как-то разъезжаются в стороны. Я заметил, что он весь взмок под тяжестью груза. Пити самый старший из всех и ниже всех ростом. Он был репортером, и рот у него не закрывается. Может, оно и хорошо, что среди нас есть человек, умеющий пошутить. Я опять заметил эти смехотворные светлые полоски пониже ушей. В последний момент янки велели ему побриться: они якобы узнали, что теперь на Кубе никто баков не носит. Мне почему-то жалко Пити. Похоже, он не очень-то представляет себе, что ждет нас там, в горах. Не исключено, пробуждение будет для него тяжким.

И тут мой взгляд упал на Мак-Леша, который подчеркнуто шел в отдалении от остальных. Одним автоматчиком больше, да... Только что он поднял окурок сигареты, который обронил Мигель; капитан помалкивает и все время старается замести оставляемые следы, подавая нам пример. Капитан Мак-Леш, наш великий учитель и тренер из Сан-Амбросио, оказавшийся с нами из-за гримасы судьбы; что бы он ни думал по этому поводу, вида он не подавал. Грузный мужчина лет сорока, знакомый со всеми хитростями войны в джунглях: умеет без сети и удочки ловить рыбу, добывать питьевую воду, разжигать костер без спичек и беззвучно убивать. Но при всей его выдержке и жестокости, при всех его способностях он для группы балласт. Он нам не подходит. Янки нас подготовили, все так, но теперь — баста. Его присутствие порочит наше предприятие. И что хуже всего — он вообразил, будто продолжает командовать нами. Прошлой ночью я тщетно пытался выяснить с ним с глазу на глаз это недоразумение, терпение мое лопнуло. Мне, правда, нравилось, с каким достоинством янки несет свой крест. И когда я вижу, как он пружинисто шагает вперед, не допуская никаких ошибок, словно хорошо сконструированная машина, я понимаю, что он не слабейшее звено, но звено, которое не подходит к цепи.

Теперь я сам иду впереди с мачете в руке и вдыхаю утренний воздух, я всем доволен. Несмотря на опасения, эти пятеро держатся превосходно, с ними я задание выполню. Они не переговаривались, я слышу только шелест травы и чавкающие шаги, когда мы идем по болотной почве. Один раз я остановился, взял бинокль, прислушался и стал вглядываться в небо. На такой местности главный враг — самолеты; может быть, они уже обнаружили обломки яхты. У Фиделя одиннадцать или двенадцать военных самолетов, бомбардировщиков времен второй мировой и истребителей эры Батисты, сейчас они представляют для нас опасность. Но я увидел только орла, делавшего круги у самого горизонта.