Воспоминания детства Ли Вея восстановились полностью, однако они принесли с собой только чувство грусти… Своих родителей мальчишка не знал, отец был неизвестен, а мать умерла после родов, все из-за слишком долгого занятия проституцией. Затем он жил на рисовой плантации у своей тети, где ему приходилось несладко, ни ласки, ни заботы никогда не получал. Даже школа, в которой он чувствовал себя изгоем, была им брошена им в двенадцать лет. Затем просто сбежал в Пекин в поисках лучшей жизни. Вот там-то он и понял, что жилось у тети еще хорошо, хоть там на него и смотрели косо из-за его более широкого разреза глаз и чистой белой кожи, более свойственной европейцу, чем китайцу. Впрочем, именно из-за своего происхождения, Вей, часто оказывался втянутым в драки, довольно редко выходя из них в роли победителя. А потом, среди таких же беспризорников, как он, стали ходить слухи, что некие люди обещают кров, еду и обучение боевым искусствам…
Разумеется, о причинах своего нахождения в горах Южного Тибета я не стал говорить, закончив повесть на том, как покинул дом и скитался среди городских джунглей.
— Это лишь часть истории, но я благодарен тебе за доверие. — Спокойно проговорил монах Джино, — пойдем, сейчас время трапезы.
Отведя меня в недавнюю столовую, монах указал мне на место, где я получил свою глиняную чашку с рисом, несколько рисовых лепешек, а также глиняную кружку с соком, что вызвало мое удивление.
Ели монахи молча, лишь изредка обмениваясь просьбами о передаче какого-нибудь салата или специй, мне же приходилось тщательно пережевывать, наслаждаясь вкусом первого нормального обеда за последние несколько месяцев. Закончив трапезу, я, как и остальные монахи, отправился мыть за собой посуду…
Самое большое мое удивление вызвало то, что монастырь, располагаясь на высокой скале, был обеспечен электричеством и водоснабжением. Также у некоторых монахов были сотовые телефоны, которые они изредка доставали из кармана своего халата.
— Ли Вей, — проговорил монах Джино после того, как мы покинули трапезную и остановились возле медитационной площадки, — кто был твоим учителем внутренней силы? Конечно, если эти воспоминания неприятны тебе, можешь не рассказывать.
Монах забрался на белый возвышающийся над поляной камень с плоской верхушкой и сел в позу лотоса, подставив лицо солнцу. Мне же пришлось опуститься в медитативную позу прямо на траве возле камня.
В принципе, почему бы и нет? Все равно всей картины я ему не передам…
История началась около трех месяцев назад, в то время мне удавалось находить себе подработки, оплата за которые и позволяла мне держаться на плаву. Кем я только не был: грузчиком, уборщиком, разносчиком… не важно. Где-то за полгода до этого от нас ушло несколько мальчишек, что нашли себе работу, а потом один из них вернулся с незнакомым мужчиной и объявил о новом наборе работников. Поддавшись мнению большинства я согласился… Затем нас отобрали, кто подходит и не подходит, это кстати и определял тот неизвестный, имени которого я не знал.
Затем он дал нам указание, где состоится сбор работников и отчалил вместе с парнем, бывшим когда-то одним из нас. Отправившись на место сбора, мы попали в медицинскую лабораторию, где быстро проверили наше здоровье, также проверили способности к обучению, отсеяв около десятка человек, а затем разбили на группы по пять человек и повезли в неизвестном направлении. Время путешествия я не помнил, так как нам что-то добавили в еду или напитки, и проснулся я уже на той тренировочной базе.
Там уже начался курс обучения: сначала нас гоняли по полигону, затем пошли спарринги без использования оружия. Потом начались обучающие тренировки по взаимодействию с внутренней энергией, что здесь называют "Vitaco". Чтобы мы могли использовать эту силу, нам давали специальные стимуляторы… Затем обучали нескольким техникам, уже в тот момент присматриваясь к тем, кто мог использовать стихийные техники. Затем за несоблюдение правил я угодил в яму, ну и все, пожалуй, остальное и так известно.
— Вот, значит, как… — тихо проговорил монах, — когда же люди поймут, что путь разрушения — не единственный из возможных путей?
— Однако этот путь является самым прогрессивным, — проговорил я, — война всегда была стимулом для совершенствования и пути созидания.
— Война ради войны бессмысленна, — спокойно проговорил Джино, — однако твои слова несут в себе глубокий смысл, не свойственный столь юному телу и разуму. Созидание и разрушение, как разные стороны одной медали, всегда будут взаимнодополняемыми элементами человеческого бытия.
— А по какому пути следуете вы, Джино?
— Созерцания, — повернувшись ко мне лицом, проговорил монах, — жизнь — это очень красивое зрелище, она есть во всем… в каждом дыхании, в каждой капле воды, в дуновении ветра…
Чего-то подобного я и ожидал услышать, но что насчет меня… В этом мире я чуть больше чем никто, со своими способностями в использовании внутренней энергии. А ведь я был… неважно, та жизнь была мною прожита, а эта только начинается. Мне нужно лишь найти свой путь.
— Что ты будешь делать дальше?
