Прелестная воровка - [39]

Джоун, вероятно, никогда не узнает, как ей было тяжело уехать от него вот так тайком, не разбудив его, не попрощавшись. Трудно было в это поверить, но за одну эту ночь ее тело так привыкло к его телу, оно словно срослось с ним, и теперь разлука доставляла ей физическую боль. Больше всего ей хотелось вернуться назад, броситься на постель рядом с ним и заняться любовью.

Но Жюли подавила в себе желание. Еще немного, и брошенные ею в спешке вещи могли бы найти. В таком большом поместье наверняка был садовник, который рано начинал свой рабочий день. Жюли не могла так рисковать.

По дороге домой все ее мысли были заняты Джоуном и тем, что произошло между ними. Жюли ни о чем не жалела, абсолютно ни о чем. С самого первого поцелуя было ясно, что они рано или поздно будут вместе. Это было неизбежно, так распорядилась судьба.

Всю эту долгую ночь Джоун открывал для нее мир новых ощущений, в его объятиях Жюли узнала, что такое страсть. Он показал ей ее силу, ее власть, ее нежность. Он стал частью ее тела и души. И теперь, сколько бы ни прошло времени, Жюли не сможет забыть его, и никакая вода и мыло не способны будут смыть его запах, который впитался во все поры ее тела. Это ее судьба. Но что будет дальше — неизвестно, а пока Жюли еще многое предстояло сделать.

Наступил новый день, и ей нужно было позаботиться о своем отце. Он по-прежнему был самой главной проблемой в ее жизни. И потому ей нужно было продолжать обманывать Джоуна.

Ночью она доверила ему свое тело и не пожалела об этом. Он не просил ее доверить ему свое сердце, хотя она была готова сделать и это. Только в одном Жюли была совершенно уверена — она никогда не доверит ему тайну своего отца. Это было бы слишком большим риском. Потому что, если Джоун захочет, он сможет уничтожить его.

Приехав домой, Жюли приняла душ, переоделась и спустилась вниз.

— Папа? — окликнула она отца. Странно, что он не вышел ее встретить.

Наконец она нашла его у себя в студии. Он сидел перед мольбертом, тупо уставившись на чистое полотно, натянутое на рамку. Рядом стоял другой мольберт с яркой, удивительно сочной картиной Сезанна, на которой была изображена ваза с цветами.

Жюли похолодела.

— Что ты делаешь? Я не знала, что ты получил новый заказ.

— Да, да, получил.

Жюли подошла ближе и склонилась над мольбертом. Отец работал только над маленьким участком картины — всего несколько лепестков.

— Папа?

— Ты была права, — глухо произнес он. — Я не могу больше этого делать, Жюли-Кристиан. Не могу.

Это было так не похоже на ее отца, что Жюли не сразу поняла, что он имеет в виду.

— Ты хочешь сказать, что прекратишь это делать?

— Придется.

У нее вырвался вздох облегчения.

— Слава Богу, ты наконец это понял и сам признал, что не можешь больше этим заниматься, — произнесла Жюли, обнимая отца. — Ты даже не представляешь себе, как я счастлива.

Может быть, теперь они смогут вести нормальную жизнь. И ей не придется разлучаться с Джоуном!

— Я не могу больше этого делать, — снова повторил отец. — Но теперь весь мир узнает о моем таланте.

Чувство облегчения сменилось леденящим ужасом:

— Что ты имеешь в виду, папа?

— Я объявлю всему миру, чем занимался последние шесть лет, и все наконец признают мой гений.

У Жюли ослабели ноги. Она схватила отца за плечи и повернула к себе:

— Ты сильно заблуждаешься, папа. Если ты расскажешь о своих подделках, тебя тут же назовут вором, а не гением.

— Нет, нет, ты не понимаешь, — упрямо стоял на своем отец. — Ты никогда не понимала.

Когда все поймут, что те полотна, которыми они восхищались, полотна Моне, Матисса или Ренуара, были на самом деле написаны мною, они будут мною восхищаться.

— Восхищаться? — Жюли казалось, что ее ударили чем-то тяжелым по голове. — А как же подлинники великих мастеров, которые хранятся у тебя в подвале? Что ты сделаешь с ними?

Отец раздраженно махнул рукой, словно она говорила о какой-то мелочи.

— А, ну их я, конечно же, верну назад. Я никогда не собирался оставлять их у себя, ты же знаешь. Но какое все это будет иметь значение? Мои работы — вот что самое главное.

Жюли в ужасе смотрела на него. Видимо, безумие совершенно овладело ее отцом. Она была так занята тем, что уничтожала следы его преступления, что ей никогда не приходило в голову, что отец вовсе не хочет скрывать то, что он сделал. Даже больше, он явно гордился этим. Он, видимо, был одержим манией величия.

«Неужели это моя вина?» — подумала Жюли. Благодаря ее усилиям отец до сих пор не попал в тюрьму. Но ведь он даже не подозревал о том, что она возвращает оригиналы законным владельцам. Все эти годы, видя, что никто не раскрывает его обман, отец все больше и больше убеждался в том, что его копии ничем не уступают подлинникам. Постепенно его уверенность в собственном мастерстве перешла все границы и превратилась в навязчивую идею.

Кольберт Ланье не знал, что в подвале он хранит свои работы, а настоящие произведения искусства находятся там, где было их место. Он не знал, что после его объявления владельцы картин первым делом кинутся проверять подлинность своих полотен. И, когда выяснится, что это и есть оригиналы, ее отец будет выглядеть умалишенным в глазах окружающих. А для него это хуже тюрьмы.