Прекрасные сломанные вещи - [34]

– Привет, – сказала Сьюзан, садясь рядом и легонько хлопнув Рози по затылку.

– Привет, – ответила Рози, не отрываясь от экрана. – Как праздники?

– Ммм… – Сьюзан поджала под себя ноги и положила голову на колени.

Я заметила, что плечи ее поникли, а в глазах затаилась грусть.

– Ты-то сама нормально? – спросила я, перестав разворачивать подарки.

Сьюзан быстро кивнула и ободряюще улыбнулась.

– Конечно. Просто устала. Рада, что вернулась домой.

– Как там Рединг? – спросила Рози, все еще не отрывая взгляда от пиксельной версии себя.

Она не смотрела на Сьюзан и вряд ли заметила, что вопрос ее был не к месту.

– Не хочу об этом, – сказала Сьюзан небрежно и махнула мне. – Давай открывай!

Я сняла остатки оберточной бумаги: внутри была фоторамка, украшенная серебряными листьями и побегами. То же фото, что и на моем коллаже: мы втроем позируем на Брайтонском пирсе.

– Рози я подарила такую же, – зачем-то сказала Сьюзан.

С прежней улыбкой на лице я посмотрела на нее и увидела, что Сьюзан тревожно нахмурила лоб.

– Мне кажется, очень красивая фотография. Но тебе необязательно вешать ее, если…

– Я в восторге, – перебила я, и лоб Сьюзан разгладился. – Поставлю ее на полку. Спасибо!

Я села на колени и склонилась, чтобы обнять ее. Когда мы разжали объятия, я увидела у Сьюзан на шее тонкую цепочку с кулоном в виде крошечной птички.

– Как красиво! Подарок на Рождество?

Сьюзан улыбнулась.

– Спасибо! Да. От мамы. – Она опустила взгляд на птичку. – Это голубь. Что-то вроде обещания, понимаешь? Значит, ну, типа новое начало.

Вид у нее был такой довольный, что я ощутила в горле комок.

– Это теперь моя самая любимая вещь на свете.

Рози отбросила пульт на подушку и повернулась к нам.

– Значит, все прошло хорошо? – жизнерадостно спросила она. – Ну, с мамой?

Сьюзан опять замкнулась. Она отвернулась от нас и, сцепив пальцы в замок, сложила их на коленях.

– Мне правда не хочется об этом говорить.

Рози пожала плечами.

– Ну ладно. Кулон все равно миленький. И обещание, а? Это ведь хорошо?

– А как твое Рождество? – спросила Сьюзан в ответ.

Голос ее звучал резко, и вопрос вышел каким-то враждебным.

– Видимо, лучше, чем у тебя, – закатила глаза Рози. – Что, мне повиниться за это?

Я сидела, сжимая фоторамку, и молча наблюдала за ними. Рози вела себя как обычно: саркастичная, едкая, но со Сьюзан явно что-то было не так. Она смотрела на Рози ледяным взглядом.

– А другие подарки тебе подарили? – спросила я, пытаясь хоть немного разрядить обстановку.

Сьюзан тут же повернулась ко мне.

– Господи, Кэдди, что во фразе «не хочу об этом говорить» тебе непонятно?

– Эй, – резкий голос Рози прорезал комнату. – Со мной ты сколько угодно можешь быть стервой, но с Кэдди так разговаривать не надо.

Она привстала на коленях, и все добродушие ушло с ее лица. Теперь это была лучшая подруга, готовая броситься на защиту.

Напряжение все нарастало, потом достигло вершины и отступило так же быстро, как появилось. Сьюзан со вздохом посмотрела на меня.

– Прости.

– Все в порядке, – немедленно ответила я.

– Нет. Рождество получилось говняным, но теперь оно позади, и ты не виновата. Мне просто хочется побыть с подругами.

Она перевела взгляд на Рози, протянула руку и ткнула ее пальцем в плечо.

– Тебя, стервочка, это тоже касается.

Рози широко улыбнулась в ответ. К ее чести, она никак не прокомментировала наше примирение.

– Еще бы не касалось. – Она ткнула Сьюзан в ответ. – От стервочки слышу.

Гремучая змея у меня в груди опустила голову; я глубоко вздохнула. Сьюзан снова неуверенно мне улыбнулась, и я улыбнулась в ответ, стараясь вложить в улыбку все дружеское участие, какое могла. Рози подобрала один из пультов и помахала им в нашу сторону.

– Поиграем вместе?

Мы разместились на кровати так, чтобы можно было всем вместе смотреть на экран, и запустили самую простую трассу в «Марио Карт». Сьюзан сменила позу: теперь ее голова была у меня на коленях, а ступни – на ногах у Рози. В нашем распоряжении была целая спальня, но мы провели в такой позе весь день, пока не пришла Сара, чтобы позвать Сьюзан домой.

Новый год начался неспешно. Первые несколько недель нас постепенно стали нагружать домашкой, объявили результаты предрождественских экзаменов. У меня были одни пятерки и четверки. В обычной школе это сочли бы успехом, но и для моих родителей, и для моей школы это было причиной забить тревогу.

– Может, тебе поменьше времени проводить с подругами? – сказала мама, когда я принесла домой оценки.

– Почему это? – спросила я, заранее вступаясь за них. – Они-то тут при чем?

– Ну, это важный год, – сказала мама, словно я и так этого не знала. – Нельзя, чтобы ты отвлекалась от подготовки к экзаменам, Кэдди. Ты способна учиться на одни пятерки. Поэтому мы ожидаем от тебя пятерок. Что бы Сьюзан тебе ни говорила, а оценки важны.

До меня не сразу дошло:

– Подождите… что? Что говорила мне Сьюзан?

– Я просто надеюсь, что она не передала тебе свое пренебрежительное отношение к учебе.

Мама решила то ли проигнорировать мой вопрос, то ли истолковать его по своему желанию.

– После всех лет в частной школе будет очень печально за несколько месяцев все растерять.