Прекрасные и порочные - [4]

Слезы Кайлы текут по щекам. Джек вздыхает.

– Ты такая слабохарактерная, всегда плачешь, когда кто-то говорит правду?

Мое сердце быстро бьется в груди. Мои кулаки сжимаются так сильно, что я не чувствую пальцев. Я отпихиваю краснолицего парня, который опять пытается приставать ко мне, и пробираюсь через толпу. Кайла мне не подруга. Здесь у меня нет друзей. Но она в течение четырех секунд была очень мила со мной – правда мила, не то, что сладкий яд пригласи-меня-на-странную-испытательную-вечеринку Эйвери. А четыре секунды даже больше, чем я рассчитывала получить. Это большее, что у меня было за долгое время. Губы Джека изгибаются в насмешке. Скажи это. Скажи еще что-нибудь, красавчик. Я бросаю тебе вызов.

– Ты жалкая.

Так я впервые ударила по лицу Джека Хантера. Когда мой кулак соединяется с его дурацкими высокими скулами, он отшатывается назад. Как только я вижу в ледяных глазах назревающую бурю, у меня появляется чувство, что это не последний раз, когда я его бью.

– Проси прощения у Кайлы, – требую я, и весь дом затихает. Это походит на волну, сначала люди рядом со мной, Кайлой и Джеком замолкают. Затем тишина перемещается, прыгает как блоха, как болезнь, тихая и зловещая и распространяется быстрее, чем картинки кошек на Фэйсбуке. Похоже, вся вечеринка остановилась, замедлилась только, чтобы посмотреть, что сделает Джек. Они хотят шоу. Они похожи на стаю безжалостных маленьких гиен, а я только что укусила льва. Возможно, Джек тоже чувствует эту атмосферу, потому что когда отходит от шока, он внимательно осматривается, как будто просчитывает следующий шаг, а затем фокусирует на мне такой холодный взгляд, что он, возможно, смог бы заморозить лаву.

– Судя по выражению твоего лица, – я скрещиваю руки и пристально смотрю на него. – Для тебя в новинку получить из-за того, что ты задница.

Он прикасается к своему носу, капелька крови стекает к его рту. Он медленно слизывает её с большого пальца, а потом с губ. Лицо Кайлы бледное и застывшее как у манекена. Глухой рёв музыки и басовые удары – единственное, что осмеливается прервать натянутую тишину ожидания. Джек не говорит. Так что это делаю я.

– Позволь мне выразится проще, чтобы ты понял, – произношу я чрезвычайно медленно. – Извинись перед Кайлой за то, что сказал, а то я заставлю тебя истекать кровью еще больше.

Кто-то в толпе хихикает. Люди начинают перешептываться. Мне наплевать, что они думают и что я провалила этот дурацкий тест вечеринки – мне важно только, чтобы он извинился перед Кайлой. Он ранил её сильнее, чем думает.

– Почему ты так сильно желаешь защитить девочку, которую даже не знаешь? – Наконец спрашивает Джек глубоким голосом, придав ему мрачный смертельный тембр. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве ты не новенькая? Это объяснило бы твое невежество. Во Флориде есть школы? Или ты училась у крокодилов и деревенщин?

По комнате проносится коллективный вздох. Мои щеки краснеют, но я не позволю этому остановить меня. Я слышала оскорбления и похуже. Это ничто. Я насмехаюсь.

– Я не могу просто стоять и наблюдать, как маленький высокомерный придурок разбивает сердце девочки. Это не в моем стиле.

Теперь толпа вздыхает намного громче. Я чувствую жар гордости, расцветающей в груди. Руки и лицо горят, и я трясусь, но я не буду это показывать. Я не позволю ему победить. Я не отступлю. В старой школе, во Флориде, я имела дело с дюжинами таких как он – маменькими сынками. Они все одинаковы – мы обмениваемся ругательствами до тех пор, пока я не опозорю его перед всеми так сильно, что он не сможет ответить. Это самый лучший способ справиться с ним. Я добьюсь справедливости для Кайлы.

Но всё происходит не так. Он не отвечает. Он наклоняется через мое плечо для нокаута, его губы так близко, что я чувствую его горячее дыхание на мочке уха.

– Потому что это произошло с тобой, не так ли?

Мое дыхание сбивается. Я пытаюсь скрыть это, но отступаю, и когда Джек видит это, он смеется. Его смех недружелюбный и холодный, как будто ломающаяся на две части замороженная вещь. Он поднимает руки вверх, будто бы прощается с комнатой, и уходит через дверь, в которую пришел, растворяясь на ночной лужайке, уставленной плохо припаркованными машинами.

В доме снова начинаются разговоры. Люди смеются, танцуют и снова пьют, целуются взасос у стен. Жар и лед одновременно переливаются по моим венам, вперед и назад. Мое сердце сжимается, словно налитое свинцом, и я не могу дышать. Кайла кладет руку на мое плечо.

– Ты в порядке, Айсис?

Как он узнал? Неужели он смог так легко прочитать меня? Да, то же самое произошло со мной. Парень разбил мое сердце – нет – больше, чем просто разбил. Он разбил мою душу, мое сердце и мою личность. Через три года, девять недель и пятьдесят один день я должна быть в состоянии скрыть это лучше. Как он мог узнать?

Все смотрят. Я не могу сбежать через дверь, он ушел через нее, если последую за ним, меня не правильно поймут. Я не могу пойти наверх, чтобы остаться одной, иначе они решат, что он выиграл. Выиграл что? Я не уверена, но сопротивление, которое произошло между нами, похоже на лихорадку – неприятный жар, который невозможно проигнорировать. Он разорвал мою незаживающую рану. Я хочу уйти, заползти в какое-нибудь тихое место и залечить её, но я не могу. Ребята, может быть, и вернулись к вечеринке, но также продолжают наблюдать за мной. Они хотят подтверждения того, что именно произошло, так что мой следующий шаг будет определяющим.