Прекрасные деньки - [9]

— В чем дело? Запрягать!

Команда относилась главным образом к Холлю и Марии.

Когда из теплой конюшни они вывели лошадей на утренний мороз, со стороны дома к ним приблизились хозяин и Бургер, один мрачнее другого. Снег под копытами коней так нещадно скрипел, что нельзя было разобрать, о чем говорят подошедшие. Тео и Грегор помогли запрячь лошадей в сани. Холод железа прожигал рукавицы. Отъехали молча. Желтый свет окон едва пробивался сквозь темноту. Зима будто все переиначила, людей превратила в еще более безмолвные фигуры.

Луга тонули в густой мгле. Колючий мороз усыпил все неприятные воспоминания, и пусть даже Холль в такую рань топал по снегу не по собственной охоте, ему все же было хорошо. Никто не донимал его, потому что всем приходилось сопротивляться морозу.

Мориц, выносивший молоко на дорогу, вернулся к ним, чтобы сменить Марию, а она должна была занять место Конрада, который пока еще не появился.

После обеда хозяин велел работникам идти за ним в средний сарай. Когда все собрались, он зажег свет. Над головами затеплилась тусклая лампа. Справа и слева от прохода поднимались до самой лампы пласты сена. Пол покрыт бугристым слоем снега. Опорные столбы отбрасывали огромные тени. Хозяин указал пальцем на люк сеновала и громко произнес:

— Что тут случилось утром, останется между нами. Дело поганое, но что было, то прошло. Мастеровой поручился мне, что ничего с Конрадом не сделает за то, что тот натворил. Ясно, что искать беглеца без толку. У нас тут уже бывали и дезертиры, и лиходеи отъявленные, против которых и отборные войска не помогли.

Направляясь в дом, хозяин предупредил работников, чтобы те были начеку. Он имел в виду, что, возможно, Конрад затаился где-то по соседству. Но никому в это как-то не верилось: трудно было себе представить, что молчун Конрад может вдруг куда-то исчезнуть. Так же мало кто поверил обещанию, что-де проделка с Мастеровым сойдет Конраду с рук.

Почему Конрад спихнул Бургера с сеновала, выпытать у Конрада не удалось. Сам он вошел вдруг в комнату, когда все сидели за завтраком. Он сел за стол и начал торопливо черпать из общего котла молочную похлебку. Казалось, он вывернул зрачки в обратную сторону: как ни пытались заглянуть ему в глаза, никому не удалось встретиться с ним взглядом. После еды, когда все забормотали благодарственную молитву, он метнулся к шесткам у печки и сорвал с них кое-что из одежды. Покуда Бургер распоряжался насчет работы, а все одевались и подпоясывались, Конрад возился за печкой с сапожной колодкой, будто хотел потянуть время. Он вышел из укрытия, когда все уже были на дворе, и тоже оделся потеплее.

Еженедельные побывки Конрада у своих казались Холлю еще более жалкими, чем его собственные поездки домой в День всех святых. По школе он знал сводных братьев Конрада, мимоходом видел мать, а мимоездом — старый дом, где они жили. Конрад всегда отлучался лишь на несколько часов и всегда был одинаково мрачен, и уходя, и возвращаясь. Холль не мог припомнить случая, чтобы Конрад хоть раз рассмеялся.

Однажды вечером в батрачек словно бес вселился. Сначала накинулись на старого Вильденхофера, защекотали его так, что бедняга чуть не задохнулся от смеха, и стащили с него штаны. Они уже выскочили с этими штанами из комнаты, подыскивая место, где бы их спрятать, но в сенях нарвались на хозяйку. Та отобрала штаны и с порога бросила их старику. Потом девки шушукались на кухне, одна из них то и дело забегала в комнату и, возвратившись, что-то шептала подружкам. Затем они вдруг угомонились и сделали вид, что собираются спать. Холль, учивший на кухне уроки, знал коварные уловки работниц. Он решил незаметно проследить за ними. Они поднялись наверх, спустились снова и, подойдя к комнате, где жили батраки, распахнули дверь и бросились на Конрада, который уже лежал. Три девицы начали срывать с него одеяло, им хотелось во что бы то ни стало увидеть его голым. Но одеяло вырвать не удалось. На них вдруг напал страх, они побежали наверх, в свою комнату, и заперлись. Холль тоже дал тягу. Но не успел он войти в кухню, как услышал снаружи какой-то грохот, Холль выскочил из дома и увидел, как Конрад швыряет из окна все то, на чем спал. Первое, что пришло Холлю в голову: сейчас Конрад ворвется к девицам и начнет их убивать. Что делать? Батраки в лугах. Хозяин еще не вернулся. Руди нет в доме. Фельберталец уже спит. Холль тотчас побежал к мачехе, та вместе с сыновьями была на кухне.

Конрад лежал на том месте, где была его кровать, укутанный каким-то шмотьем. Хозяйка стала внушать ему, чтобы лег в постель, в любую постель, не на полу же спать, в самом деле. Когда она поняла, что Конрада с места не сдвинешь, закрыла за собой дверь и вернулась на кухню.

В тот же вечер хозяин на каком-то подобии цитры играл своим детям бравурную польку. Он еще и пел что-то. Сиротская песенка напомнила Холлю одного нищего. Он долго не мог заснуть, перед глазами был тот самый нищий, сидевший летним вечером на скамеечке перед домом и до глубокой ночи певший песни, которых Холль отроду не слыхал. Эти песни преображали все лица радостью. Нищего пригласил хозяин, предложив пару деньков пожить, но тому было некогда, он ушел из Хаудорфа.