Прекрасные авантюристки - [98]

Дальнейшие пункты подложного завещания императрицы Елизаветы Петровны были разработаны столь же скрупулезно и дотошно: Елизавета Всероссийская будет иметь право назначать членов своего совета; восстанавливаются прежние права при ее вступлении на трон; в войске она может создавать такие учреждения, какие ей заблагорассудится; все гражданские и военные присутственные места должны давать ей отчеты всякие три года; каждую неделю будет происходить публичная аудиенция, прошения будут подаваться в присутствии императрицы, на которые она одна только будет делать решения, и ей же предоставляется право переменять законы… Народ русский должен стараться пребывать в мире с соседственными землями… Никто из иностранцев и иноверцев не может получать важных государственных должностей… В разных местах будут поселены разного рода художники и ремесленники, кои будут состоять под непосредственной властью императрицы… В каждом городе учредятся на казенном иждивении народные училища…

Словом, в «завещании» написано было много идеального, того, о чем можно было только мечтать и что, конечно, должно было привлечь к Елизавете Всероссийской признание народное.

Между тем Европу все больше интересовала личность претендентки на русский престол, и вот здесь-то дар Шахерезады высокохудожественно, прочувствованно и правдоподобно лгать использовался вовсю. Она не переставала рассказывать сагу о своем происхождении, отрепетированную вместе с Доманским, причем прибавляла к ней новые и новые подробности.

Учитывая успехи Пугачева, нельзя было обойти молчанием и это светлое имя. Поэтому Шахерезада уверяла, что в России есть сильная партия, которая желает видеть ее на престоле и предана ей по гроб жизни. Во главе этой партии находится брат ее, сын Разумовского — Эмилиан Пугачефф. Порою, впрочем, Елизавета почему-то отрекалась от этого почетного родства и уверяла, что Пугачев — человек знатного происхождения, из донских казаков, искусный генерал, хороший математик, отличный тактик, одаренный замечательным талантом привлекать к себе народные толпы, потому что умеет убедительно говорить с простонародьем.

— Когда Разумовский, отец мой, приехал в Петербург, — утверждала Шахерезада Алексеевна (или Петровна?!), — этот Пугачев, тогда еще очень молодой человек, находился в его свите. Императрица Елизавета Петровна пожаловала Разумовскому Андреевскую ленту и сделала его великим гетманом всех казачьих войск…

Доманского не случилось рядом, чтобы «внести правку» в речи бывшей возлюбленной, а больше никому не была ведома разница между двумя Разумовскими. Многие вообще считали братьев Алексея и Кирилла одним лицом, основываясь на том, что оба были фаворитами Елизаветы Петровны.

— Моя мать назначила Пугачева пажом при своем дворе, — продолжала рассказывать Шахерезада. — Заметив, что молодой человек выказывает большую склонность к изучению военного искусства, она отправила его в Берлин, где он получил блистательное военное образование.

Все это было такой чушью, которую мог бы развеять любой здравомыслящий русский, но беда в том, что таких людей в Рагузе не было и никто не мешал Шахерезаде повествовать о том, что Пугачев еще в Берлине действовал в пользу своей сестры, законной наследницы русского престола, которая скрывалась под разными именами сначала в Персии, а потом и в разных государствах Европы. О ее пользе радел и персидский шах — родственник и воспитатель. Так как Персия ведет обширную торговлю со всеми восточными странами и в том числе с азиатскими провинциями Российской империи, то шах с помощью своих агентов, которые проникали в Россию под видом купцов, успел склонить на сторону «великой княжны Елизаветы» многих из обитателей этих провинций.

С одной стороны — шах, с другой — князь Разумовский (кстати, и Алексей, и Кирилл носили графские титулы, но такие детали уже были для Шахерезады Всероссийской сущей ерундой), используя авторитет Пугачева, тайными путями успели привлечь все население соседних с Персией и других восточных областей России на сторону законной наследницы. Тогда, чтобы быть в безопасности, она поехала в Европу, а Пугачев, оставив учебу (!!!) в Берлине, стал во главе населения, восставшего против Екатерины.

— Он решился на этот подвиг, — пылко провозглашала «его любящая сестра», — чтобы избавить множество невинно сосланных Екатериной, томящихся в промерзлых хижинах Сибири! Когда восточные провинции восстали, желая видеть на троне меня, Елизавету II, мой брат объявил себя регентом империи. Так как по смыслу завещания Елизаветы Петровны регентом был назначен принц Петр Федорович Гольштинский с титулом императора, то и Пугачев официально принял на себя имя Петра и титул императора. Но главная цель его восстания состоит в возведении на престол сестры своей, законной наследницы русского престола. Так как я достигла уже совершеннолетия, то, свергнув с престола Екатерину, брат немедленно передаст мне самодержавную власть над Российской империей!

Вся эта мелодекламация имела столь сокрушительный успех, что сообщения о русской принцессе Елизавете стали не только устными сплетнями, но и начали появляться в печати, например во «Франкфуртской газете» и «Утрехтской газете». А в самой Рагузе разговоры о ней были настолько распространенными, что сенаторы встревожились. Как бы ни относились они к Екатерине II, она была реальной, а не полусказочной повелительницей могущественной страны, с которой следовало считаться. Представитель Рагузы в Петербурге обратился за разъяснением насчет «неизвестной женщины, называющей себя княжной Всероссийской», к графу Никите Панину, который в то время занимался иностранными делами.