Предупреждение путешествующим в тумане - [27]

— Поедем к реке, — сказала она, развязывая шарф на шее. — Мне хочется видеть реку.

Нина была чудо как хороша.

Возле домика знакомой старушки пришлось съехать на обочину, чтобы обогнуть дорожные машины. Дальше была грунтовка, раскисшая от дождя, и колеса стали пробуксовывать. Я боялся, что мы застрянем, и потому ехал очень осторожно. Всю дорогу мы молчали. Нина смотрела в окно, и только один раз, когда нас здорово тряхнуло на ухабе, обернулась в мою сторону. Но ничего не сказала.

По машине застучали капли, и я включил дворники. У обрыва остановились.

Моя спутница задумчиво провела пальцем по запотевшему стеклу. Я достал сигарету.

— Подождите, — сказала она, — откройте лучше окно. Подышите здешним воздухом. Я дышу им каждый день, не мешало бы и вам попользоваться. Как врач говорю.

Слышно было, как в траве шумит дождь.

Я повернулся к ней и осторожно провел ладонью по обтянутым капроном коленям. Она замерла, и я только чувствовал в темноте ее взгляд.

— Довольно банально, — прошептала она.

Ее кожа казалась обжигающе горячей, и, едва я наклонился к ней, она приоткрыла рот. Губы были мягкими и отдавали помадой. Я почувствовал ее пальцы на затылке. Она прижималась ко мне всем телом, и я, казалось, был весь в этих губах и в этой помаде…

— Как тут душно, — сказала она.

— Не выходить же под дождь.

Я поднял с пола сломанную сигарету и выбросил в окно. Достал новую. Включил зажигание, и некоторое время двигатель работал на холостом ходу. Потом выжал сцепление, и мы тронулись с места.

Мы молча проехали по грунтовке до моста и снова попали в тусклый дым фонарей. Дождь не утихал.

— Кто у тебя? — моя рука лежала на рычаге скоростей, и Нина накрыла ее ладонью.

— Сейчас никого.

— А была? — она усмехнулась, — Та, единственная?

— Ее уже нет. Она погибла. В автомобильной аварии.

— Ты ее очень любил? Я кивнул.

— Она была красивая?

— Да, наверное, очень. Мне трудно быть объективным.

— Как ее звали? Я ничего не ответил.

— Бедненький, — Бессонова погладила мою руку. — А знаешь, муж мне изменяет. С какой-то молоденькой девочкой. Может, к ней и ушел? Все хочу на нее посмотреть.

— Тогда поторопись.

— Почему?

— В городском морге лежит ее труп.

— Я тебя не понимаю.

— Утром она выбросилась из окна.

— А Бессо… — Нина вздрогнула и прижала пальцы к губам.

— Сложно сказать. Но мне кажется, он здесь ни при чем.

— Вот почему его искал следователь… Везет мне на мужиков. Точнее, везет моим мужикам… Она сама… Или ее?..

— Все может быть.

— Но кто?

— Если верить логике, то я оказываюсь наиболее подходящей кандидатурой. Они только не могут никак найти мотивы.

— Ты?!

— Да, моя прелесть. Я был последним, с кем ее видели.

— Ах, вот как? — она неестественно рассмеялась.

Потом отвернулась к окну. Как в начале поездки. Иными словами, мы вернулись на исходные позиции.

Что ж, поделом.

Возле самого дома я вспомнил и спросил:

— 0 чем вы говорили с Сухоручко. Я прослушал, помнишь? Что-то про какое-то кольцо…

— Про кольцо?.. Да, его увидел у Бессонова один человек. Он хорошо знал… и меня, и это кольцо. Когда-то. Вот и стало известно. Не через него, от других… С кем-то поделился. Из лучших побуждений, надеюсь.

— Но ты от кого конкретно услышала?

— Кто у нас первая сплетница?

— Кто?

— Маринка, которая у твоего приятеля работает.

— Скажи пожалуйста. Такая симпатичная.

Я затормозил у дома. Нина обернулась.

— Ты поедешь в гостиницу? Хорошо?

— Ясное дело, — сказал я, — не ночевать же на улице.

— Пойми. Это непросто… Все должно произойти по другому. Может, я просто глупая…

— Все понял, не объясняй.

Она открыла дверцу, чтобы выйти, но вдруг снова захлопнула ее.

— Что случилось?

— Там кто-то… — она дотронулась пальцем до стекла, — там кто-то есть.

— Где?

— В саду, у дома…

— Не вижу.

— Я открыла дверцу и почувствовала… Мне страшно.

— Сейчас…

Я вышел из машины. И вдруг ощутил этот взгляд. Взгляд из темноты. Человек так смотреть не может. Я ничего не понимал, только чувствовал волны злобы и тоски, яростные и беспощадные.

Сделал еще шаг, и волосы зашевелились на затылке.

Как и в прошлый раз, словно ниоткуда, возник леденящий заунывный вой. Даже не вой, а какой-то стон или крик, нечленораздельный и безумный.

Баскервиль-холл, да и только…

И вдруг все так же неожиданно стихло, как и началось. И я уже знал, что в темноте, среди голых веток яблонь, больше никого нет. Словно и не было…

* * *

…На углу пришлось притормозить. Посреди проезжей части стояла легковушка «скорой помощи», и под открытым капотом суетился водитель. Я опустил стекло и окликнул его:

— Эй, приятель, помочь?

Он извлек себя из двигателя и вытер лоб:

— Подцепи, а? До медцентра дотянешь?

— Трос есть?

Он кивнул. Почему бы не сделать доброе дело? Самое верное средство для поднятия настроения. Наверное, это в нас заложено природой, как условие выживания популяции. Любой скверный тип нет-нет, да и сорвется. Беда только, что чем дальше мы углубляемся в научно-технический прогресс, тем мы меньше зависим от природы. А она за это мстит, да так, что доброта, помощь и сочувствие начинают восприниматься наравне с хвостовым придатком. Вот мы и поджимаем свои атавизмы. Не дай бог увидят. Потом обхохочутся.