Прямо с этого совещания Дронов зашел за Курдюмовым и одним товарищем из парткома, и все вместе они пошли смотреть стенную газету: ребята долго с ней канителились, пора бы и вывесить. Газета понравилась, похвалили и посмеялись над карикатурой, посвященной Дерягину. Ребята решили продернуть химика за его пристрастие к заводскому спирту. Лена с Женькой смешно нарисовали: идет человек, вместо глаз — две бутылочки, и синий нос, в желудке — бутылочка побольше. «Алкоголик за казенный счет».
— Здорово изобразили, да нельзя повесить картинку, — с огорчением сказал товарищ из парткома.
Дронов и Курдюмов поддакнули: нельзя, не пойман — не вор. С тем и ушли. Ребята остались недовольны, придется вынимать из номера главный гвоздь, а очень хотелось бы продернуть пьянчугу, нельзя же мириться с безобразием. Рисунок жаль, хорошо получилось, Борис выпросил его на память у Лены.
— Постойте, граждане, постойте! — заорал Костя и заржал до слез. Когда просмеялся, объяснил: он придумал относительно Дерягина. Карикатуру можно будет повесить. Здорово придумал, форменная пьеса, вот чертов режиссер!
Ваня, Борис и Костя пошли просить Колю Курдюмова помочь провести Костину выдумку. Коля обрадовался, захохотал — расспрашивает и хохочет. Пошел к Дронову и в партком. Поколебались немного и согласились, критику нужно поддерживать. Но без участия Пряхина все равно ничего не получалось. Курдюмов решил взять Пряхина на себя.
Разыграли все как по нотам. Конец дневной смены. Дерягин заходит в цех, ничем не интересуется, идет прямо в уголок и тихонечко оглядывается: в цехе Дрожжин, он трудится и его, Дерягина, даже не замечает. Довольный химик манипулирует тоненькой резиновой кишочкой и, вытерев рот платком, быстро уходит.
Он идет двором к проходной, как обычно, и не видит, что на этот раз за ним, давясь от сдерживаемого смеха, наблюдают несколько пар веселых глаз. Начальник цеха подходит к проходной, сейчас он попрощается с тетей Нюрой и выйдет. Неужели минует проходную и все лопнет? Зычный голос Пряхина, не поленившегося распахнуть окно из кабинета, останавливает химика.
— Попрошу вас на минутку, товарищ Дерягин! — Пряхин серьезен, у него и нет оснований для несерьезности, он помогает ребятам, вовсе не зная об их затее, он просто зовет к себе Дерягина на совещание по просьбе Курдюмова и Дронова.
— Я домой отп’ави’ся, Семен Федо’ович. Всего хо’ошего.
— Попрошу вас подняться. Долго не задержу.
В любом случае Дерягин не остановился бы, в данном же случае нельзя. Пряхин — единственный авторитет для Дерягина. «Быст’енько поднимусь и момента’но об’атно», — решает начальник цеха.
К его досаде, Пряхин не один, у него Дронов и Курдюмов — нечто вроде совещания. Они говорят о работе молодежи. Двое у него работали, не правда ли? Да, ровно двое мальчишек. Как он к ним относится?
— У меня жажда’и их заб’ать, я не воз’ажал, — отвечает Дерягин и готовится уходить.
— Как вы равнодушно: «Не возражал», — замечает задетый за живое Коля Курдюмов. — Прекрасные парни, стараются, Боря Ларичев ценное предложение дал. И куда вы, товарищ Дерягин? Подождите, посоветуемся.
— Чего советоваться? — рвется к двери химик. — Я че’овек не восто’женный и в па’нишек этих не в’юб’ен. Неопытные, надо с’едить за каждым шагом.
— Мы курсы хотим открыть для молодых рабочих, — объясняет Дронов.
— Присядьте, Дерягин, не егозите перед носом, — приказывает Пряхин. Кажется, он что-то уже заметил и не сводит потяжелевшего взгляда с химика.
У того лицо изменилось за эти четыре минуты и продолжает меняться с каждой секундой. Оно порозовело и обрюзгло. Неслыханное дело: Дерягин засмеялся! И он никуда больше не торопится, удобно развалился на засаленном стареньком диванчике, закурил.
— Очень п’иятно, Семен Федо’ович, — добродушно говорит Дерягин. — Я к вам очень… очень… ’аспо’ожен… Такие ’юди на бо’ших постах до’жны. А мо’одежь, что ж, мне все ’авно. Я вам анекдот, д’узья… Хотите? Одна девочка гово’ит…
— Что вы болтаете? — вскакивает Пряхин. Грохочет гром: — Вы пьяны, Дерягин? Вдрызг! Да как вы посмели надраться на заводе? Срам!
— Пустяк, не об’ащайте внимания. На зат’авочку, пе’ед обедом, — бормочет нимало не смущенный Дерягин. — Почему не выпить, Семен Федо’ович?..
Переглянувшись, Курдюмов и Дронов решают оставить химиков одних. Попросту говоря, они удирают, чтобы не расхохотаться. Они бегут по двору и хохочут, взглянут друг на друга и ревут. Сейчас хорошо видно, что они вовсе не старики, какими вы их считаете. Курдюмов совсем молодой — ему не больше двадцати семи-двадцати восьми, а Дронову лет тридцать, не больше.
Ребята без их пояснений понимают: Дерягин оправдал карикатуру, можно ее вывесить.
— Мне его жалко, — вдруг говорит Женя. — Зло мы его…
— Ну да, жалко тебе пьяницу, — одергивает товарища Ваня. — Много он нас с Борькой жалел в цехе, ты бы поинтересовался? Слюнтяй ты, Женька! Пошли-ка в клуб вешать стенгазету.
И они пошли вешать стенгазету.
— Завод совсем забрал тебя у нас, — жаловалась мать. — С нами почти не бываешь, только спишь дома. Даже Никитке не уделяешь внимания, он скучает по тебе.
Отец оторвался от газеты, насмешливо и недовольно сказал, посмотрев поверх газетного листа:
