Предисловие к жизни - [23]

Костя пил неторопливо, маленькими, аккуратными глотками, не обращая на взгляды Фиалковского никакого внимания. Целый день Аркадий с поразительным упорством надоедал ему нытьем и жалобами на адскую жару, на воспаленную от пылевидных частиц носоглотку, на многое другое, что объединялось у него понятием собачья жизнь. «Я не могу больше», — неизменно заключал он. Костя старался не давать выхода нарастающему раздражению, молчал. Аркадий вздохнул и опять потянулся к кружке.

— Довольно тебе, обопьешься! — отрубил Костя и спрятал кружку в шкаф.

Аркадий хотел возразить и настоять на своем, но жара смирила его строптивость. Он махнул рукой и поплелся к излюбленному месту за последней камерой (никто его не видит) и у окна (свежий воздух из форточек). Костя проверил работу сублиматора и взялся снова за скребок. Однако вбежавшая в цех табельщица Минина звонко окликнула его:

— Туфлин, тебя тетя Нюра требует в свой кабинет! Какой-то человек пришел.

Костя заволновался. Как был, мокрый и разгоряченный, в одной спецовке, он выскочил из цеха. Минина, румяная и веселая женщина, догнала его на лестнице:

— Тпру, молодец! Постой-ка тут и слегка охладись. И телогрейку на плечи набрось, чай, не лето. — Уловив его встревоженный взгляд, она добавила: — Ты имей в виду, когда что-нибудь случается, вызывают совсем по-другому.

Влетев в проходную, Костя враз успокоился: в крохотной комнатенке сидел и мирно беседовал с тетей Нюрой старший Фиалковский. Особенно назойливая сегодня Аркашкина фраза «больше не могу» стала понятной.

— Мальчик безумно страдает, — грустно говорил Григорий Семенович. — Это же ад, а не работа. Он кашляет, похудел и страшно переменился.

Костя развеселился: итак, на горизонте показалась первая экспедиция Аркашкиной мамы.

— Я пришел хлопотать: пусть переведут в другое место, где полегче. Нам нужен производственный стаж, но не такой же ценой. Ты мне помоги советом, Костя. Марину я спрашивал, к кому пойти. Она не знает. А ведь очень важно, с кем говорить, правда? Мама так и наказала: ты с Костей посоветуйся сначала.

Под деловые рассуждения старшего Фиалковского Костя невпопад стал вспоминать и никак не мог вспомнить, почему тогда кончились принудительные прогулки с музыкантом. Наверно, надоело нам с Борькой. А может быть, мама отменила. Она придумала, она и отменила. Ну да, вспомнил! Была драка, и мама сказала! «Больше не надо, обойдемся без кислорода. Еще изуродуют или убьют ребенка».

Во время очередного мирного гуляния в переулке — от Сретенки до Трубной и обратно — откуда-то из подворотни выскочила воинственная орава сверстников и набросилась на Аркашку.

— Ребята, бей его! Бей пижона!

Аркашка заорал от страха, закрыл лицо руками и присел. Его телохранители отважно приняли удар на себя. Драки были самым нормальным делом в их районе. А Борис к тому же занимался боксом и не упускал случая применить кое-какие приемы. И теперь он подпрыгивал на пружинистых ногах, ловко увертывался и довольно метко раздавал удары.

Эти гулкие звуки ударов кулаками о полушубок послышались Косте, сидевшему в маленькой комнатке вахтерши возле старого Фиалковского. (Детство, милое мое детство на тротуарах между Сретенкой и Трубной!..)

— Костя! Займись этими двумя! — кричал Борис.

Двое обидчиков, хохоча, возились с музыкантом: один разводил в стороны его руки, второй пригоршнями швырял ему в лицо сухой снег.

Встретив серьезный отпор, орава разбойников стала редеть и в какую-то минуту рассыпалась, исчезла. Борис уже вдогонку лупил отставшего от компании паренька.

Неожиданно для себя Костя и Борис обнаружили исчезновение их подопечного. Неужели он удрал в такую минуту? А может быть, его в суматохе увели разбойники? Взволнованные друзья бегали по соседним дворам и звали: «Арка!.. Аркашка!.. Аркадий!..»

Аркашка нашелся дома. Мать возмущалась: «Вот негодяи! Надо было позвать милицию». Сам Аркашка всхлипывал, стараясь не смотреть в глаза товарищам: «Я не умею драться…»

— Костя, вы смеетесь? — удивленно спросил старший Фиалковский. — Уверяю вас, все это очень не смешно, это вполне трагично…

Сделав серьезное лицо, Костя сказал:

— Беспокоиться нет причин. Работаем мы вместе, в одном цехе. Очень интересно и вовсе не тяжело. Кроме нас там одни женщины, они и то легко справляются. Правда, тетя Нюра?

— Верно он говорит, верно, — подтвердила вахтерша.

— А почему же Арочка так жалуется?

— Вы разве не знаете Аркадия, Григорий Семенович? Он жаловался даже на то, что его заставляли ходить гулять. Помните, как мы с Борисом извлекали его на прогулку?

— Да, пожалуй, вы правы, — оживился Аркашкин отец. — Спасибо вам, Костя. Я пойду успокою маму.

Улыбаясь до ушей, Костя бежал в цех, а старший Фиалковский торопился домой. Молодец Костя, все хорошо объяснил. Тогда они крепко за него взялись, ничего не скажешь. Ради его же здоровья старались, и все равно он был недоволен, жаловался. И сейчас — работа хорошая, интересная, а он опять недоволен и жалуется. Мама должна устроить ему трепку и перестать волноваться.

В первый раз на заводе быстро внедрили рацпредложение, никто не мог поверить в этакое чудо. Выкин удивлялся больше всех. По его словам, в толстой бризовской книге скопилось больше ста замаринованных предложений.