Предел тщетности - [67]
— И что это значит, убей меня мышеловка, не понимаю? — Дунька пожала плечами.
Я уже догадался, что проиграл вчистую, но с ослиным упрямством неудачника старателя продолжал разрабатывать пустую породу взамен золотоносной жилы.
— Видишь, что написано — Виновата ли я, что Никитин мне люб? И подпись — Е.К.
— Ну и что? Я всегда там подписываюсь — Евдокия Крыса, — Дунька достала из кармана юбки шелковый платок с ажурным кантом с такими же инициалами, — Варик ставит В.Ч. а гриф соответственно Ш.Г. Но это никак не является доказательством нашей причастности к вышеупомянутому тексту. Что касаемо смысла, то подпишусь под каждым словом, якобы напечатанным от моего имени, ибо люблю тебя, Никитин, больше жизни. Говорю это сейчас и плачу.
Дунька заломила руки в отчаянии неразделенной любви, вытянула их вверх, покачивая ладонями, обращая мольбы в угол потолка, где висела музыкальная колонка. Встревоженная муха снова сорвалась с насиженного места и описала круг над ее головой. Утренний лучик солнца поймал муху в полете и мне показалось, что над крысой возник золотой нимб праведницы, а может терновый венец мученицы, поди разбери. Муха села обратно на кофту и наваждение исчезло.
— Ладно, суслики хреновы, поете вы хором слаженно, краснознаменный ансамбль позавидует, только фальшивите на высоких нотах, — сказал я спокойно, без раздражения и, обращаясь только к Варфаламею, добавил, — Не ты ли утверждал давеча, что попытка засчитывается за результат?
— Ты путаешь рывок с фальстартом, любезнейший, — так же спокойно ответил черт, — Твои игривые потуги попасть пальцем в клавиатуру с закрытыми глазами, не имея в башке ни одной мысли, напоминают ловлю снулой рыбки сачком в домашнем аквариуме вместо рыбалки по утренней зорьке на бурной реке. Кого ты обмануть хочешь, Никитин? Себе ты можешь врать все, что угодно, с нами такой финт не пройдет.
— Где муки творчества, я спрашиваю, — влезла Дунька, моментально преобразившись из мученицы в злобную критикессу, — бессонные ночи, тронутые сединой виски, обкусанные ногти, истоптанные пятки?
— Где лысина и геморрой в конце концов? — закончил список Ширак.
— Шикарный у вас портрет писателя получился. Ходячая медицинская энциклопедия. Лучше уж действительно сдохнуть через десять дней, — сказал я, вставая с кресла, — Поеду, пора мне.
На пороге комнаты увидел в зеркале, как Дунька украдкой перекрестила меня в спину. Тоже мне, православная нечисть.
Когда я открыл дверь в кабинет, Бессонов что-то строчил увлеченно, сидя за массивным письменным столом. Стол более подходил к домашнему интерьеру, даже отдаленно не напоминая казенный инвентарь. Не отрываясь от письма, следователь кивком головы предложил войти, жестом руки указал на стул, при этом не вымолвил ни слова — ни здрасьте тебе, ни присаживайтесь. Я конечно не предполагал, что он бросится мне навстречу и заключит в дружеские объятья, но мог бы встать из-за стола и поздороваться за руку, как никак я еще добропорядочный гражданин своем страны, не пораженный в правах. Впрочем, оно и к лучшему, переведу дух, осмотрюсь, привыкну к незнакомой обстановке.
Войдя в здание с решетками на окнах, я подошел к окошку дежурного, представился и объяснил цель визита, мне дали повестку на руки, любезно попросив расписаться в журнале. Вот эту повестку я и положил на стол Бессонова, присаживаясь. Раньше мне приходилось часто бывать в разномастных конторах подобного типа, хотя последние десять лет я был избавлен от такой необходимости, бумажные дела взял на себя Мишка, но время бежит быстро, все меняется с поразительной скоростью, сегодня одно, завтра другое, а послезавтра вообще все вверх тормашками. О сегодняшней работе органов правопорядка я судил по статьям в интернете, да по детективным сериалам, коих расплодилась с избытком. Кинематографисты рисовали жизнь и работу прокурорских, ментов, следователей бравурными красками с намеком на тяжкий труд и героизм. Оборотни в погонах встречались нечасто, но были скорее необходидимым звеном сюжета, чем отражением истинного положения дел. Я не верил сериалам, что нашим, что зарубежным, но степень неверия все-таки отличалась Импортная жизнь была мне неведома, поэтому заморские режиссеры могли врать как угодно, в деталях и в целом, частями и скопом, меня это мало задевало — чужая страна, иные нравы, как обстоят дела — не проверить. Бывало, концы с концами не сходились, такое сразу бросалось в глаза, все-таки заокеанские акулы кинематографа за долгие годы наловчились так крепко сбивать сюжет, что лезвие не проскочит. Наши, к чести сказать, тоже поднаторели по части сюжета, но в деталях откровенно лажали, если не сказать больше. Смотришь, как честный следователь надрывает последние жилы за небольшую зарплату на благо общества, не покладая рук и головы за народную и капиталистическую копеечку, и диву даешься. Вот он после трудового дня возвращается домой, открывает дверь в квартиру и… тут, прямо с его порога у меня голове всегда что-то щелкало, помимо воли включался калькулятор, который по мере перемещения героя по квартире накручивал такую смету ремонта и стоимость обстановки, что по любым прикидкам выходило — товарищ давно берет взятки отнюдь не борзыми. Ничего не попишешь — профессиональная деформация личности. Года два назад в компании, мы обсуждали эту тему, прикидывая кто на чем сдвинут из-за работы, так Наташка в качестве примера рассказала, как мы с нею однажды смотрели порнуху, предав гласности мою реакцию на происходящее на экране.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.