Предчувствие - [13]
Что ж, можно предложить несколько версий. Рассмотрим их.
Итак. Во-первых, допустим, что это пассажиры из соседних закутков, решившие навестить своих родственников, друзей, сослуживцев, случайных знакомых (тем из вас, кто все еще не в состоянии определить место действия, сообщим, что речь о плацкартном вагоне); во-вторых, вполне объяснимой причиной чудовищного столпотворения вполне способна оказаться пресловутая карточная игра, так успешно выветривающая железнодорожную скуку; в-третьих, нельзя не учесть вероятности простого стечения обстоятельств (лиц, выглянувших из-за перегородки; людей, что пройдут мимо и пожелают понять, чтó именно в пустоте за окном способно породить столь неистовое влечение; пассажиров, за неимением свободных мест облюбовавших третьи – багажные – полки и таращащих оттуда глаза, короче говоря в прямом, а не только в переносном смысле смотрящих на Петра сверху вниз; соседей, привлеченных демонстративным невниманием новичка к просьбе проводника показать билеты). Но довольно гаданий, остановимся на существенных вещах.
Действительно, проводник.
Наконец и Петр выделит его поблескивающие золотистыми молоточками погоны из общей массы помятых футболок и старых свитеров. Кто-то даже посоветует работнику железнодорожных служб вооружиться стремянкой, чтобы снять с потолка этого мудака, прикидывающегося люстрой. Но едва ли вагоновожатый (стерпим не совсем уместный синоним, диктуемый чурающимися тавтологии стилистическими законами) примет во внимание просьбу, уже сам его исполинский рост окажется немым укором для посмевшего предложить подобную нелепицу. Однако Петр в силу упомянутых выше обстоятельств не сразу приметит усатого верзилу, строго возвышающегося над скопищем сгорбленных серо-коричневых фигур, словно патриций над плебеями. Как можно будет не заметить этого заслоняющего свет великана? – спросите вы. Право, перестаньте уже удивляться нраву нашего героя! Хотя признаемся, мы не намерены слишком сильно заботиться о сюжетной убедительности. Главное, что выход из тупика непременно найдется.
Петр соберется с силами, поправит очки (вот это да! забыть столь обязательную деталь его внешности?! непростительная халатность!), протяжно кашлянет и, рассеянно произнеся: ах, ну конечно, билет, – достанет из внутреннего кармана розоватую бумажку и протянет ее долговязому дядьке. Ладно, порядок, отдыхай! – выполнив свои нехитрые обязанности, напутствует его железнодорожный труженик и, разыгрывая заправского балагура, погрузится обратно в свои унизительные, если уж говорить начистоту, простынно-подстаканные хлопоты, порядком уменьшится в росте, съежится в своей жалкой комнатушке напротив грязной раковины, спрятав под нее потертые котурны. Понемногу уляжется и всеобщее треволнение. Петр, взглянув на рассыпанную по полу рыжеватую скорлупу, всем своим видом покажет, что произошедшее не напомнит и выеденного яйца – словно речь не об анекдотически-клоунском зависании в воздухе, а о выроненной авторучке, излишне громком чиханье, криво застегнутых пуговицах или ином подобного рода пустяке. Тогда попутчики вновь примутся за свои постылые занятия: поедание сарделек, раскупоривание пивных бутылок (наверняка о края приоконного столика – тайком от проводника), разгадывание кроссвордов, болтовню, карточные игры; вариантов вполне достаточно.
Обрисуем этих бедолаг.
Две лахудры: одна в ярком халате с подсолнухами, другая – в кургузом спортивном костюме. У них боковые места, но для удобства игры в карты подружки пересядут в четырехместный отсек, оставив на столике полусвернутую газетку с остатками перекуса – ливерной колбасой, разломанной надвое воблой, засаленными конфетками или иными железнодорожными лакомствами, которые вы и сами без труда сможете представить. Обмахиваясь замызганными карточными веерами, они будут безуспешно притворяться кокетками (этому амплуа помешает не только смазанный макияж, но и излишняя тучность). Рядом – их компаньоны по партии в дурака, одновременно с игрой успевающие уплетать бутерброды с салом: три брюхана с испитыми лицами, один из них – владелец верхней полки напротив места Петра, второй – хозяин нижней, где и развернется битва в подкидного, а третий – пассажир из соседней ячейки (на всех мужчинах – обвислые майки и затертые треники; из других примет непременно надо назвать черные пучки волос на груди и под мышками, несдержанно громкий смех и отчаянную тупость). Третьи полки будут примечательны вовсе не изобилием багажа, а храпом каких-то неопознанных, почти мультипликационных персонажей, вернее даже духов или теней, которые после происшествия с проводником сразу предпочтут вернуться в полумрак сна (если кто-то задумает снять кинофильм по нашему роману, то гонорар актеров, исполняющих их роли, должен будет равняться окладу участника массовки). Что до сумок и баулов, часть из них, по-видимому, окажется припрятана хозяевами в сундуках под нижними полками, но кое-что будет стоять под ногами, придавая происходящему атмосферу путешествия «на чемоданах». И, чтобы никого не забыть, скажем несколько слов об обладательнице второй нижней полки – это бесформенная и на вид довольно сварливая старуха, похожая на мешок с орехами (кстати, орехи и взаправду ее слабость, судя по руке, каждую минуту опускаемой в пакет с арахисом). Не принимая участия в карточном состязании, карга, прижавшись к стенке и непрерывно слюнявя обгрызенный карандаш, склонится над расстеленной на столике газетой с кроссвордом (на уже разгаданные его части она будет сваливать стручкообразные скорлупки и шелуху, время от времени отодвигая их большим пальцем подальше от пустых клеток). Бородавка на складчатом подбородке напомнит крохотный пуфик для втыкания иголок. Едва слышные бормотания старушенции внесут незаменимую лепту в общий смех, брань, чиханье, раздающуюся со всех сторон трепотню, скрипы, порыгивания, вой и тарахтение (весь этот сонм звуков, так привычных в плацкартных вагонах).
«Пустырь» – третий роман Анатолия Рясова, написанный в традициях русской метафизической прозы. В центре сюжета – жизнь заброшенной деревни, повседневность которой оказывается нарушена появлением блаженного бродяги. Его близость к безумию и стоящая за ним тайна обусловливают взаимоотношения между другими символическими фигурами романа, среди которых – священник, кузнец, юродивый и учительница. В романе Анатолия Рясова такие философские категории, как «пустота», «трансгрессия», «гул языка» предстают в русском контексте.
«В молчании» – это повествование, главный герой которого безмолвствует на протяжении почти всего текста. Едва ли не единственное его занятие – вслушивание в гул моря, в котором раскрываются мир и начала языка. Но молчание внезапно проявляется как насыщенная эмоциями область мысли, а предельно нейтральный, «белый» стиль постепенно переходит в биографические воспоминания. Или, вернее, невозможность ясно вспомнить мать, детство, даже относительно недавние события. Повесть дополняют несколько прозаических миниатюр, также исследующих взаимоотношения между речью и безмолвием, детством и старостью, философией и художественной литературой.
Что нового можно «услышать», если прислушиваться к звуку из пространства философии? Почему исследование проблем звука оказалось ограничено сферами науки и искусства, а чаще и вовсе не покидает территории техники? Эти вопросы стали отправными точками книги Анатолия Рясова, исследователя, сочетающего философский анализ с многолетней звукорежиссерской практикой и руководством музыкальными студиями киноконцерна «Мосфильм». Обращаясь к концепциям Мартина Хайдеггера, Жака Деррида, Жан-Люка Нанси и Младена Долара, автор рассматривает звук и вслушивание как точки пересечения семиотического, психоаналитического и феноменологического дискурсов, но одновременно – как загадочные лакуны в истории мысли.
«Прелюдия. Homo innatus» — второй роман Анатолия Рясова.Мрачно-абсурдная эстетика, пересекающаяся с художественным пространством театральных и концертных выступлений «Кафтана смеха». Сквозь внешние мрак и безысходность пробивается образ традиционного алхимического преображения личности…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.