Преданность Вере и Отечеству - [4]

— Вы говорите о Дмитрии Яроше?

— Да, я говорю именно о Дмитрии Яроше. Тот, который взрастил эту армию, тот, который кричал на Майдане, никого не боится.

— Понимаете, да, действительно… Но мы хотим знать правовую оценку его действиям. Мы хотим знать, как относятся к его воззваниям, к его призывам к вооруженным различным действиям. Вот как относятся правоохранительные органы? Ведь они должны как-то реагировать.

— Должны и обязаны реагировать. Обязаны. Но я для себя сделала выбор и не поддерживаю теперешнюю власть в Киеве. Работать в Генеральной прокуратуре я больше не буду.

— То есть вы хотите сказать, что как раз Гене-рольная прокуратура вполне лояльно относится к таким?

— Я не хочу ничего сказать по этому поводу, поскольку в Генеральной прокуратуре работают вполне адекватные и очень грамотные и мудрые сотрудники, мои коллеги, которых уважаю. Но то, что произошло, те люди, которые пришли к власти и сейчас дают указания и руководят нашей страной, непосредственно в Киеве, я их не поддерживаю. Поэтому оставаться в Киеве и в Генеральной прокуратуре я не буду. Независимо, я прошу прощения, независимо от того, останусь я безработной, буду я с работой, но поддерживать вот этот нацизм мне не позволяет моя совесть. На меня смотрят, точно так же и на вас всех смотрят ваши деды, которые погибли. Те солдаты-патриоты, которые погибали. И те солдаты, которые находились на Майдане и стояли живым щитом, чтобы не пропускать этот «Правый сектор», этих радикалов сумасшедших, понимаете. Мне не позволяет совесть.

— А вашим коллегам, Наталья Владимировна, в Генеральной прокуратуре позволяет совесть?

— На этот вопрос я не могу ответить. Очень многие коллеги, я, опять-таки, буду повторяться, но достойные. И у них есть свои причины, свои обоснования, своя аргументация. Поэтому данный вопрос надо задавать непосредственно каждому человеку. Мне — нет. Я не хочу занимать эту должность.

— Наталья Владимировна, в эти дни, в те февральские дни, чем занималась прокуратура, когда шли бои, когда жгли милиционеров, когда поджигали здания и захватывали их, когда, по сути, грабили просто магазины, которые стояли на этих улицах, и так далее, чем занималась прокуратура?

— Прокуратура не спала. Прокуратура и днем, и ночью находилась на рабочих местах. И точно так же переживала, а может быть, даже и больше.

— Но она же должна была действовать, кроме переживаний?

— Нет, мы собирали постоянно информацию. Просто в те дни такая огромная работа была проведена, это сумасшедший объем работ.

— А что именно?

— Регистрация бесконечная в Единый реестр досудебных расследований. Это непосредственно процессуальное действие по тем расследованиям, которые были возбуждены. Это опять-таки, мы помним последнюю амнистию, которую генеральный прокурор Виктор Павлович Пшонка запустил в действие и которую так и не сдержали наша оппозиция и наши захватчики административных зданий. Сдержало бывшее правительство, ну, и так вот все произошло, мы все наблюдали эти спонтанные события. Но все это, опять-таки, это огромный труд. Сотрудники прокуратуры и днем, и ночью фиксировали, кто, когда, где, что освободил, что захвачено снова. Это уголовные дела, это бесконечные следственные действия, это бесконечные указания, непосредственно участие и проведение следственных действий. И опять-таки, все это в таком режиме проводилось…

— Но не там, где происходили эти события? Нет?

— Нет, непосредственно на майдане мы не находились. Мы работали на своих рабочих местах. Дежурили. Дежурили, ночные смены были. Вот те ребята, которые «Беркут», внутренние войска, они находились и с нами рядом. И мы все это видели. И все варились, и все работали, и все надеялись на то, что не будет таких кровопролитий, как были допущены.

— Правовая оценка, можно вот ее узнать? Вот вы видите, как выполняет свой профессиональный долг и служебный долг милиция в лице «Беркута». И вы видите, что с ними делает вот эта толпа. Ну, не возникало какое-то непонимание действий руководства, почему позволяют жечь и убивать милиционеров, и ничего не происходит? А им запрещают просто сдвигаться. Они просто стояли стеной и падали, если их убивали.

— Это что-то экстраординарное. Это невозможно объяснить разумными словами. У меня это не укладывается просто в голове, как пушечное мясо выставили этих солдат 19-летних. Я вот еще хочу акцентировать внимание, Киеве, там сейчас герои — это «небесна сотня». Да, люди погибли. Люди погибли. Но вот те солдаты, которые стояли, они далеко не герои в Киеве. Про них почему-то все забывают. И тот МВДшный госпиталь, в котором находились на лечении и по сей день находятся на лечении солдаты, 19-летние, из внутренних войск, я к ним приезжала. И хочу сказать, выразить свою благодарность тем врачам, которые действительно добросовестно относились и относятся, я видела это своими глазами, как они относятся к этим ребятам, как они их лечат. И как эти ребята находятся в этом госпитале. Мама не может приехать, потому что у мамы нет средств снимать квартиру в Киеве. И там ребята одни, им 19 лет. И вот когда я была в госпитале и общалась с одним из солдат внутренних войск, я не буду фамилию указывать, это молодой парень, ему 19 лет, он из Днепропетровска, служит в армии он четыре месяца. Из них три месяца находился на майдане. У него поломана рука, он находится до сих пор на лечении. Он мне с испуганными глазами сказал одно: «Вы знаете, меня так еще никогда в жизни никто не бил». Это 19-летний парень.