Преданное сердце - [131]

Я варил яйца, когда опять зазвонил телефон, — не иначе, как Мэри Кэтрин понадобилось еще что-то передать. Однако, сняв трубку, я услышал разговор двух девушек. Одна из них была Элизабет — вероятно, она успела вернуться в дом так, что я не заметил, — а другая — ее лучшая подруга Лора Энн Оуэн. Должно быть, мы с Элизабет подошли к телефону одновременно, девушки не подозревали, что я их слышу.

— Ну, и что тебе подарили? — спросила Лора Энн.

— Мама — дивное бикини и совершенно феноменальные духи.

— И все?

— Ну, еще кое-какие тряпки. Мы с ней вместе ездили за ними в Атланту. Помнишь, я тебе рассказывала о той восхитительной женщине, которая обслуживала нас у Неймана Маркуса?

— А папа?

— Ах, пожалуйста, не говори мне о нем.

— Он что, ничего не подарил?

— Знаешь, что сделал этот старый скупердяй? Дал чек на пятьсот долларов.

Возникла пауза: наверно, Лоре Энн потребовалось время, чтобы осознать всю чудовищность происшедшего.

— Пятьсот долларов? — переспросила она. — Ты шутишь.

— Нет, ты видела что-нибудь подобное? Прямо не знаешь, смеяться или плакать.

Я тихонько положил трубку и стал укладывать яйца бенедикт на блюдо. Когда я принес блюдо к бассейну, Элизабет уже была там.

— О, папа, — воскликнула она, — ты просто прелесть, что сотворил такое дивное кушанье.

После церкви я совершил забег на десять миль. Я с радостью пробежал бы еще больше, но Сара Луиза обычно раздражалась, когда я долго отсутствовал. Наверно, она представляла себе, как я валяюсь где-нибудь в канаве с разрывом сердца, и ей была неприятна мысль, что теперь надо будет искать себе нового мужа. Когда я вернулся, дома, на удивление, была тишь и гладь: Эсель с Элизабет отправились на собрание, Мэри Кэтрин позвонила и сказала, что ценный человек может свести ее с другим ценным человеком, а у Сары Луизы было хорошее настроение. Она даже пошла вместе со мной под душ, бесцеремонно намылила мне пенис, а потом, не вытеревшись, мы немного порезвились на нашей кровати, подложив под себя полотенце. Видимо, это была награда за то, что утром я ей уступил, согласившись тратить деньги до тех пор, пока не наступит полное банкротство.

Затем мы сидели у бассейна, и Сара Луиза, поглаживая мне руку, безостановочно о чем-то говорила. Чтобы не дать ей замолкнуть, нужно было только иногда кивать головой. Успела ли она соскучиться по этому занятию за дни оскорбленного молчания и теперь наверстывала упущенное? Или, походив по психоаналитикам, решила, что всякое судорожное движение ее мысли достойно словесного выражения? А может, я просто-напросто позабыл, какая она болтливая? Как бы то ни было, она с головой ушла в поток сознания, и я едва не захлебнулся в волнах ее разглагольствования. К пяти часам дня разговор вернулся в ту же самую точку, откуда начался три часа назад, то есть к любимой теме Сары Луизы — к ней самой.

— Я ощущаю, как ко мне возвращается самообладание, — говорила Сара Луиза. — Я сознаю свои истоки, чувствую направленность своего мышления. Мое поведение обрело стройность.

— Я, пожалуй, выпью мартини. Ты не хочешь?

— Немного белого вина. Надо иметь ясную голову, необходимо себя контролировать.

Неизвестно, сколько еще она молола бы языком, но тут к нам пришли гости — Уэйд Уоллес со своей женой Джоаной. Хотя мы с Уэйдом больше не были так близки, как когда-то в Монтеррее, мы продолжали оставаться друзьями, и изредка видеться с ним было даже приятно, чего нельзя было сказать о Джоане, которая, во-первых, в свои сорок пять лет выглядела намного старше, а во-вторых, так умела переливать из пустого в порожнее, что Сара Луиза рядом с ней казалась интереснейшим собеседником. По воскресеньям я любил смотреть телевизор, поэтому огорчился, когда посередине детектива раздался звонок в дверь.

Мы с Уэйдом довольно долго говорили о делах — сначала у стойки бара, потому у гриля, — а Сара Луиза увела Джоану посмотреть какой-то материал на чехлы для мебели, а заодно и приготовить десерт. За столом, однако, спастись от Джоаны было уже невозможно, и она без умолку трещала про раковины, которые привезла из Каптивы, про то, сколько она мучается со своей стиральной машиной, а также про то, что и как растет у нее в саду. Как только Уэйду удавалось ее терпеть? После ужина настала моя очередь общаться с Джоаной, и пока она щебетала про свою кошмарную служанку, я пил коньяк и вспоминал, какие передачи прошли сегодня мимо меня: "Театральные шедевры", "Золотое наследие". Чем больше Джоана говорила, чем ближе подступала ко мне — со своими белыми патлами, шершавой кожей и зажатой между пальцами сигаретой, — тем дальше я пятился. Так мы пропятились из гостиной через библиотеку и очутились в холле, и тут я, глянув в зеркало, заметил, что в нем видна часть бара. Странно, но я никогда раньше не обращал на это внимания. Впрочем, и сейчас вряд ли бы это бросилось мне в глаза, если бы я не увидел в зеркале, как Уэйд стоит у бара, а Сара Луиза ступенькой выше позади. Я присмотрелся и — что это? Уэйд протянул руку и положил ее Саре Луизе пониже живота. Может быть, зеркало врет? Иначе Сара Луиза должна сейчас оттолкнуть его руку и залепить Уэйду пощечину. Но нет — рука оставалась на месте как ни в чем ни бывало, а Сара Луиза обернулась посмотреть по сторонам, не видит ли их кто-нибудь. В то время как Джоана рассказывала мне о том, как из комнаты ее дочери пропала монетка в двадцать пять центов — наверняка это дело рук служанки, — Сара Луиза прикрыла руку Уэйда своей. Через секунду она уже стояла совсем рядом с ним и громко, чтобы мы слышали, говорила что-то про очередной благотворительный бал.