Преданное прошлое - [31]

Кэт отступила на шаг назад.

— Какая беда?

— А за это, моя милая, ты меня покормишь, — сказала цыганка, нюхая воздух, словно щенок мопса, и ставя ногу на порог.

— О нет, лучше идем-ка со мной, — быстро сказала Кэт, не желая допустить, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Девушка выскользнула из судомойни, защелкнув за собой дверь, и повела старуху прочь, в сад, чтобы ее не было видно из окон кухни. Цыганка уселась на скамейку под яблоней и со вздохом облегчения сбросила с ног кожаные туфли с длинными носами.

— Гнусная обувка, такая же гнусная, как змей с дерева в Эдеме, — пожаловалась она, яростно растирая пальцы ног своими похожими на огромные клешни ладонями. — Я за них в Эксетере хорошую цену заплатила, серебром, а к Плимуту вся измучилась. — Она помолчала, потом распрямилась. — Наверное, придется купить в Пензансе новые.

Кэт ничего на это не сказала, и старуха закатила глаза.

— Будь доброй девицей, подай мне какую-нибудь серебрушку, а я тебе судьбу предскажу.

У Кэт перехватило дыхание.

— Так ты ворожея? Умеешь читать судьбу по линиям руки?

— Духи одарили меня таким умением, — скромно сообщила старуха. — Но оно лучше действует, когда ему помогают серебром.

— У меня нет серебра, но я могу принести тебе что-нибудь поесть, если ты голодна. Только что хлеб испекли…

Старуха недовольно засопела.

— Не могу же я надеть ломти хлеба на свои старые разбитые ноги, не так ли? — резко бросила она.

Кэт отчаянно захотелось услышать предсказание своего будущего. Но последнюю свою монету она позавчера отдала матери, и до следующего понедельника ей денег не получить.

— У нас отличный хлеб, — настаивала она. — И еще пшеничная каша варится.

При упоминании о каше старуха уселась еще более прямо. Потом широко, хоть и криво, улыбнулась Кэт, продемонстрировав весьма странный набор зубов.

— Ах, каша! Ну, сейчас это для меня сущее сокровище! Только помни, девица, если хочешь, чтоб твое будущее направляли добрые духи, надо, чтобы и в каше было полно добрых духов! Понятно?

Кэт бросилась обратно в судомойню, отчаянно соображая, как бы тайком вынести целую тарелку каши.

— Кто это был? — резким тоном спросила Маргарет Харрис, когда Кэт вошла в кухню.

— Бедная голодная старуха, — ответила Кэт, стараясь не встречаться взглядом с хозяйкой.

— Очередная побродяжка, высматривает, чего бы тут стянуть из провизии, — захихикала кухарка.

Кэт набралась духу.

— Просто бедная старая женщина, согнутая чуть не вдвое, а ее мул — самый тощий из всех, что я когда-либо видела. Я ее усадила в тени в саду.

Маргарет Харрис подошла к окну и уставилась на несчастное животное.

— Боже правый, проклятая скотина ест мою лаванду! Кейт, сейчас же ступай во двор и скажи малышу Уилли, чтоб он увел его к себе и дал ему ячменя. — Она повернулась обратно к Кэт. — А ты можешь вынести этой старухе каравай хлеба вчерашней выпечки. И набери ей воды из колодца. Попрошайкам не стоит привередничать.

Кэт потянулась за кувшином, но леди Харрис перехватила ее руку:

— Ты бы сперва как следует подумала, девочка. Эти бродяги всегда приносят с собой из городов самые разные болезни. А нам здесь не нужна ни оспа, ни чума. У нее наверняка найдется какой-нибудь свой сосуд для питья.

После чего леди Харрис быстро вышла из кухни, словно ее горничная уже могла подцепить от бродяжки какую-нибудь заразу.

Кэт схватила один из двенадцати свежих румяных круглых хлебов, которые остывали на подставке, — их недавно положили туда кухарка и Нелл. Затем совершенно дерзко схватила старую оловянную миску и быстро опустила в котел с булькающей кашей. На полу стоял глиняный кувшин с ромом; подхватив его, Кэт плеснула в миску добрую порцию, в довершение всего пролив часть себе на туфли.

— Господи помилуй! — Теперь придется отмывать их у колодца или ходить весь день, попахивая спиртным, что вовсе не поможет восстановить ее и так уже запятнанную репутацию. Прижимая хлеб и миску к груди, девушка бросилась обратно в сад.

Пальцы цыганки вцепились в миску, как когти сокола в мышь. Секунду обе женщины стояли друг против друга, обе держась за миску, и Кэт вдруг ощутила странную слабость в ногах. Потом египтянка резко оборвала эту связь. Подняв миску ко рту, она втянула в себя ее содержимое, едва успев перевести дыхание, одним совершенно волчьим глотком.

— Рому маловато, — заключила она, вытирая губы и возвращая Кэт пустую миску. Хлеб старуха засунула в ужасно глубокий карман своих штанов.

Кэт надула губы. Она ожидала если не благодарности, то хотя бы признательности за беспокойство. Девушка вытянула вперед ладонь, надеясь, что духи по крайней мере будут теперь к ней более благосклонны, но старуха оттолкнула ее руку. И у Кэт возникло инстинктивное ощущение, что бродяжка не желает, чтобы она к ней прикасалась.

— Ты ведь обещала погадать мне! — резко бросила она. — Именно поэтому я и принесла тебе каши и хлеба, рискуя получить взбучку от хозяйки!

— Не гнева хозяйки тебе нужно беречься, девица, — заявила в ответ старуха. И жутко сморщила лицо. -

Ладно, раскину для тебя камни, посмотрим, что они предскажут; но не вини, если тебе не понравится то, что услышишь. — Говоря это, она сунула руку в другой объемистый карман своих штанов и извлекла кожаный кисет, в котором при движении что-то побрякивало. — Прикоснись к камням, девица, и думай о том, что тебя больше всего тревожит, — велела она, и Кэт сделала так, как она сказала, подумав в Робе, о своем страхе перед грядущим замужеством, о напрестольной пелене и мечтах о бегстве. Камешки были холодные на ощупь и гладкие, как голыши из ручья, но с одной стороны шершавые.