Предания нашей улицы - [32]

— Это земля моего отца и деда! Вы не имеете к ней никакого отношения! Вы рассказываете друг другу всякие небылицы и верите в них, но у вас нет никаких доказательств!

Тут хамданы заговорили разом, особенно выделялись голоса Даабаса и Тамархенны:

— Об этом все знают! Все!

— Все? — возмутился эфенди. — Ну и что же? Если вы скажете, что мой дом принадлежит не мне, а кому-то другому, разве этого достаточно, чтобы отнять его у меня? Проклятые гашишники! Скажите мне, кто-нибудь из вас получил хоть миллим из доходов от имения?

— Наши отцы получали!

— И у вас есть доказательства?

— Они говорили нам, — проговорил Хамдан, — и мы верим им!

— Это наглая ложь! Убирайтесь отсюда, пока вас не выгнали!

— Покажи нам десять условий! — потребовал Даабас.

— С какой это стати? Кто вы такие и какое имеете к ним отношение?

— У нас есть право!

В это время за дверью раздался голос Ходы-ханум, жены управляющего:

— Хватит тебе разговаривать с ними! Не утруждай себя понапрасну!

— Лучше выйди сама и рассуди нас! — сказала Та-мархенна.

— Это разбой средь бела дня! — срывающимся от гнева голосом проговорила Хода-ханум.

— Да простит тебя Аллах, госпожа! Во всем виноват наш дед, который удалился от мира, — ответила ей Тамархенна.

В этот момент Даабас, подняв голову, громовым голосом закричал:

— О Габалауи! Взгляни на нас! Ты оставил нас на милость тех, кто не ведает милосердия!

Голос его звучал так громко, что казалось, он должен достичь слуха Габалауи. Но эфенди, задыхавшийся от злобы и гнева, еще громче вопил:

— Вон! Вон из моего дома, немедленно! Хамдан растерянно пробормотал: «Пошли!», повернулся и зашагал к выходу. Остальные молча последовали за ним, даже Даабас, который, однако, еще раз вскинул голову и с той же силой крикнул:

— О Габалауи!

27

С побледневшим от гнева липом эфенди вошел в гостиную, где его поджидала Хода-ханум.

— Чувствую я, — удрученно сказала она, — что этим дело не кончится. Теперь вся улица будет судачить о том, что произошло. Если мы не примем мер, нам придется плохо!

— Низкая чернь! — с отвращением проговорил эфенди. — И они еще смеют претендовать на имение! Это же не улица, а пчелиный рой, а они еще говорят о своем благородном происхождении!

— Чтобы навести порядок, надо позвать Заклата. Он ведь получает свою долю от доходов. Пусть займется делом вместо того, чтобы прохлаждаться на наши деньги!

Эфенди пристально посмотрел на нее и спросил:

— А как же Габаль?

— Габаль? Он наш воспитанник, наш сын! — спокойно и уверенно ответила ханум. — Он вырос в нашем доме. Что же касается рода Хамдан, то ни он их не знает, ни они его. Если бы они считали его своим, они бы действовали через него. Не беспокойся на его счет, Он вернется от арендаторов, и мы ему все расскажем!

Явился призванный управляющим Заклат, мужчина среднего роста, дородный, с крупными, грубыми чертами лица.

Его шея и подбородок были покрыты шрамами. Усевшись рядом с эфенди, Заклат сказал:

— До меня дошли не очень приятные новости.

— Плохие новости всегда доходят быстро! — отозвалась Хода.

— Эти новости плохи не только для нас, но и для тебя, — хитро глядя на Заклата, проговорил эфенди.

— Давно мы не брались за дубинки и не пускали кровь! — прорычал Заклат, а Хода, улыбнувшись, сказала:

— Что за гордецы эти хамданы! Из их рода еще не вышел ни один футувва, но каждый, даже самый жалкий, мнит себя господином на нашей улице!

— Торговцы да нищие! Из таких футуввы не получаются! — пренебрежительно заметил Заклат.

— Что же делать? — спросил управляющий Заклата.

— Я их раздавлю, как тараканов! Эти слова Заклата услышал Габаль, как раз в этот момент входивший в гостиную. Лицо юноши раскраснелось от прогулки на свежем воздухе. Все его стройное тело и открытое лицо с большими умными глазами излучали молодость и силу. Он вежливо поздоровался и принялся рассказывать об участках, которые ему удалось сдать в аренду. Но Хода-ханум прервала его:

— Садись, Габаль! Мы все ждем тебя, чтобы поговорить об очень важном деле.

Габаль сел. От ханум не укрылось смущенное выражение в его глазах.

— Я вижу, ты уже догадался, о чем пойдет речь? — спросила она.

— На улице только об этом и говорят, — тихо ответил он.

— Ты слышал? — обратилась Хода к мужу. — Все ждут от нас ответа!

— Пустяки! Достаточно горсти песка, чтобы затушить эту тлеющую головню. Я сегодня же начну действовать, — твердо сказал Заклат, и черты лица его сделались еще более жесткими. А Хода, повернувшись к Габалю, спросила:

— А что ты на это скажешь? Глядя в пол, чтобы скрыть неловкость, Габаль ответил:

— Все в ваших руках, госпожа.

— Я хочу знать твое мнение. Габаль задумался, чувствуя на себе острый взгляд эфенди и недовольный Заклата, потом сказал:

— Госпожа! Ты воспитала меня, и я всем тебе обязан, но я не знаю, что сказать. Ведь я лишь один из рода Хамдан.

— Почему ты вспоминаешь род Хамдан? У тебя там нет ни отца, ни матери и никаких родственников! — воскликнула Хода. А эфенди усмехнулся, но не проронил ни слова. По лицу Габаля было видно, насколько мучителен для него этот разговор.

— Мои отец и мать были из рода Хамдан. Этого нельзя опровергнуть!

— Не оправдались мои надежды на сына! — вздохнула ханум.