Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ - [82]

Первое, что замѣтили, входя въ юрту, это была красная шея и широкія плеча грѣвшагося передъ огнемъ хайлака. Угрюмо и внимательно наблюдалъ онъ за ними, когда, стоя на серединѣ юрты, отбивали поклоны и крестились передъ иконами.

– Какъ поживаешь, нуча? – привѣтливо спросилъ князь, подавая ему руку.

Хайлакъ небрежно протянулъ два пальца…

– Что подѣлываешь? Что знаешь? Хорошо тебѣ здѣсь? – вздыхая, спросилъ князь и сѣлъ на скамейкѣ.

– Ничего! – отвѣтилъ Костя, – а ты зачѣмъ пріѣхалъ? Что знаешь?

Князь откашлялся.

– Вы тутъ, кажется, подрались съ хозяиномъ?.. Послушай… зачѣмъ ты его бьешь? Ты не имѣешь права… ты долженъ пожаловаться!..

– Кому?

– Мнѣ…

– А ты кто такой? такой же якутъ, какъ и онъ! Воронъ ворону глаза не клюетъ!.. Да и неправда, я его вовсе и не билъ!..

– А это что – просилъ князь, показывая на покрытое синяками лицо Хабджія.

– А я почемъ знаю? – хладнокровно отвѣтилъ Костя, даже не посмотрѣвъ на якута: – должно быть самъ, себѣ сдѣлалъ.

Князь замолчалъ и, вынувъ ножъ, соскоблилъ имъ потъ со лба и съ лица.

– А зачѣмъ же ты его жену трогаешь? – спросилъ князь необыкновенно строгимъ тономъ.

– Трогаешь… – повторилъ, передразнивая его, Костя и приблизился къ нему. – Я – мужчина, – крикнулъ онъ – вотъ и трогаю… – и такъ ударилъ кулакомъ по столу, что тотъ затрещалъ, и что-то въ немъ сломалось.

Князь поблѣднѣлъ и отодвинулся немного.

– Ты не сердись – казалъ онъ ласковѣе – скажи, какъ и что… попроси волость… волость тебѣ не откажетъ и дастъ другую женщину. У этой уже есть свой мужъ.

– А если я не хочу другой?

Князь замолчалъ и отеръ потъ со лба.

– Ты вотъ лучше спроси, какъ меня кормятъ-то, что мнѣ даютъ? – громко крикнулъ Костя. – Соратъ да соратъ! Что я, теленокъ что ли? Тьфу, чортъ бы васъ побралъ! Да вѣдь тутъ хуже, чѣмъ въ рудникахъ, хуже, чѣмъ въ каторгѣ… Свиньи вы всѣ, вотъ что… Съ ними хочешь по-человѣчески жить, а они… Я васъ – онъ энергически махнулъ кулакомъ, да такъ близко около носа князя, что тотъ отодвинулся, поглядывая искоса на висящій на боку у хайлака ножъ.

– Чего жъ ты на меня-то сердишься? Что я тебѣ дурного сдѣлалъ – сказалъ мягко князь. – Вотъ лучше собирайся, да и поѣдемъ туда, гдѣ тебѣ дадутъ говядины и всего…

Костя повернулся къ нему задомъ.

– Всѣ вы одинаковы… Разсказывай!.. А говядину, пожалуй, сюда привези… Мнѣ и тутъ хорошо! Не поѣду! – отвѣтилъ онъ.

– Какъ же ты не поѣдешь? Срокъ кончился… Мы уже совершили раскладку повинностей. Ты намъ всѣ счеты испортишь… Мы помѣстимъ тебя у хорошаго человѣка.

Костя молчалъ, даже не поворачиваясь. Поэтому и князь примолкъ и, посидѣвъ въ раздумьи нѣсколько минутъ, началъ собираться въ путь.

– До свиданья, нуча, – сказалъ онъ, останавливаясь передъ Костей. – Ну, перестань же! А ты, Хабджій, старайся: пищу давай хорошую и ни въ чемъ не противиться! – строго приказывалъ онъ якуту, а глазами мигалъ ему, чтобы тотъ послѣдовалъ за нимъ.

– А ты не уѣзжаешь? – спросилъ Костя работника князя, видя, что онъ возвращается вмѣстѣ съ Хабджіемъ въ юрту.

– Я не оттуда, не оттуда – вильнулъ якутъ.

– Врешь!.. вѣдь я видалъ тебя у князя.

Якутъ запнулся и притворился, что ничего не понимаетъ.

– Спиридонъ Винокуровъ!.. – бормоталъ онъ.

– Дуракъ!.. – съ презрѣніемъ вымолвилъ Костя, плюнулъ и ушелъ.

Выло уже очень поздно, но якуты и не думали ложиться спать.

Керемесъ, поставивъ у огня чайники и котлы, вмѣстѣ съ мужемъ отправилась въ главную клѣть, небольшую, четырехугольную постройку, стоящую немного въ сторонкѣ.

– Завтра у насъ будетъ много гостей!.. Завтра возьмутъ хайлака… – говорилъ Хабджій, вынося изъ всѣхъ угловъ остатки уцѣлѣвшихъ съѣстныхъ припасовъ. – Когда-то я былъ богатъ, а теперь какъ тутъ мало всего… просто стыдно! Гости будутъ голодны!

Керемесъ обняла мужа.

– Богъ дастъ, мы снова будемъ богаты. Онъ уйдетъ, а ты забудешь обо всемъ? обо всемъ?.. – сквозь слезы шептала якутка, прижимаясь къ нему.

Такъ: они забудутъ о прошломъ и будутъ жить попрежнему.

Они мечтали, какъ малыя дѣти, не зная, что прошлое не исчезаетъ. Нѣтъ! Они убѣгутъ отсюда въ горы къ тунгузамъ, будутъ бродить съ ними по лѣсамъ.

Хайлакъ стоялъ на порогѣ и видѣлъ сквозь открытыя двери, какъ горящая лучина блуждала изъ угла въ уголъ по клѣти. Огонекъ мелькалъ во мракѣ, точно звѣздочка, продираясь наружу сквозь неровно сколоченныя стѣны строенія.

– Что-то убираютъ!.. Что-то задумываютъ, непремѣнно что-то задумываютъ!..

И его лицо покраснѣло, а глаза безпокойно забѣгали. При видѣ возвращавшихся Хабджія и Керемесъ, онъ скрылся въ юрту. Его безпокойство возрастало по мѣрѣ приближенія разсвѣта. Онъ не находилъ себѣ мѣста. Онъ то ложился, то садился, то снова вскакивалъ и ходилъ.

Якуты внимательно слѣдили за нимъ, попивая въ углу чай. Никто не говорилъ ему ни словечка.

– Чаю даже не дали! – думалъ разбойникъ съ горечью. – Забытый ножъ украли.

Вдругъ, прохаживаясь по юртѣ, онъ запнулся за куль лежащихъ въ углу веревокъ.

– Это что?

– Это мое… ло… лошадей путать, – пролепеталъ работникъ князя, вырывая у него изъ рукъ веревки.

– А!! – Костя поблѣднѣлъ, какъ смерть… его губы задрожали, лицо искривилось, жилы на лбу напружились… Онъ медленно прошелся вдоль юрты, влача за собою правую ногу, которая за минуту забыла, что уже давно на ней не было цѣпи, и блестящими глазами уставился на остріе лежащаго въ углу подъ лавкой топора.