Пребудь со мной - [57]

— «Глава первая», — читала она. — Ох, вот в это я просто влюбилась: «Как Достойная Женщина, Девица, выходящая замуж за священника, должна надеяться стать женщиной отмеченной». Отмеченной чем, Тайлер?

— Красотой. — Он наклонился к ней и поцеловал.

— «Глава пятая. Как Управляющая финансами, Она хорошо следит за тем, как ведется хозяйство в ее доме. И не вкушает от хлеба праздности». — С минуту Лорэн молчала, читая про себя, потом сказала с некоторой тревогой: — Постой-ка, Тайлер: «Прежде всего, отложи десятину для Господа». Что, нам действительно придется это делать?

— Пусть тебя это не волнует.

— Здесь говорится, что у нас дома всегда должна быть банка консервированного фруктового коктейля, на случай если кто-то вдруг зайдет.

— Это не сложно.

— Мне становится страшно.

— О нет! Из тебя получится прекрасная жена священника.

— Ты только взгляни на картинку на задней обложке! Она там выглядит как ужасающая лесбиянка. Я что, в конце концов, буду такой же зловещей?

— Никогда в жизни!

Тайлер протянул руку и выключил свет.

— А папа сказал, миссис Тиббетс — лесбиянка.

— Почему вдруг?

— Потому что она первой на него пожаловалась.

— Пожаловалась? Про что?

— Про то, что наш дом не очень хорошее место для того, чтобы девочки туда в гости ходили. Потому что папа любил нас в ванне купать.

— Сколько же вам было лет?

— Ох, я уж и не помню.

— Милая моя, что ты хочешь сказать?

В темноте она тесно прижалась к нему.

— Я вот что хочу сказать: ненавижу всех, кроме тебя.

Раньше, чем они планировали, Лорэн обнаружила, что ждет ребенка. Она отправилась в Бостон вместе с матерью покупать одежду для беременных и вернулась с таким множеством коробок, что водитель автобуса высоко поднял брови, когда Тайлер извлекал покупки одну за другой из багажного отсека под днищем салона. Тайлера охватило чувство неприятной неловкости, но он не обратил на это внимания, и, когда она в тот вечер примеряла все эти новые одежки, чтобы показать их мужу, он повторял ей снова и снова, что она выглядит в них очень красивой.

Он был рукоположен в священники во время службы, от которой у его матери на глазах блеснули слезы. Новые родственники на церемонии не присутствовали. Получив предложение служить в Вест-Эннете, Тайлер с Лорэн стали готовиться к переезду. Однажды утром они отправились посмотреть на фермерский дом на Степпинг-Стоун-роуд. По дороге они заехали в ресторанчик, где Лорэн съела яичницу из двух яиц и кусок пирога. «Я голодная, как медведь», — сказала она официантке, которой это было, по-видимому, совершенно безразлично. Вернувшись в машину, Лорэн запела: «Два маленьких медведя проснулись до зари, счастливые медведи — их скоро будет три!» Однако она смолкла, когда Тайлер медленно повел машину по Верхней Мейн-стрит, мимо академии, где улица постепенно становилась уже, вверх по холму, мимо озера, потом снова вниз и мимо озера Рингроуз-Понд, а затем по такому отрезку дороги, где кроны деревьев сходились так, что закрывали дорогу перед ними от солнца. Но вскоре они снова выехали на солнце, и тут-то перед ними предстал старый дом Локка.

— Обожемой, — произнесла Лорэн. — Это вроде как от всех далеко!

— Пусть тебя это не беспокоит, — сказал Тайлер, сворачивая на въездную аллею, шины захрустели по гравию.

— Я думаю, так даже лучше, — заметила Лорэн. — Думаю, мне вовсе ни к чему плюхаться в самую середку сообщества городских дам.

Дом безмолвно стоял перед ними. Он не был ни приветлив, ни неприветлив. Он был просто очень стар и тих, со сломанными перилами крыльца и накренившимися ступенями. Семейство Кэски медленно покинуло машину. Лорэн резко отступила назад, пока Тайлер возился с ключами. Однако вскоре он обнаружил, что кухонная дверь не заперта, и отворил ее резким толчком.

— Тебе полагается меня туда внести! — воскликнула Лорэн, протягивая к нему руки.

— Тогда я жалею, что ты съела за завтраком тот пирог. — И, подняв молодую жену на руки, Тайлер шагнул или, вернее, едва перебрался через порог.

— Здесь дурно пахнет, — тихо сказала Лорэн, когда он поставил ее на пол.

— Давай откроем окна, — предложил Тайлер, пройдя на кухню и распахивая окно, выходящее на въездную аллею. Окно было старое и дребезжало в раме.

— Здесь пахнет смертью, — сказала Лорэн. — Тайлер, мне здесь не нравится. — И она расплакалась.

Но приехала навестить их миссис Слэтин и повезла Лорэн покупать занавеси, коврик для ванной, детскую кроватку, тарелки, на которых были изображены яблоки. И когда миссис Слэтин уезжала, пообещав: «Ты не останешься здесь надолго, это все временно», Лорэн сказала, что хочет выкрасить этот ужасный старый дом в розовый цвет, иначе она его не вынесет; так что Тайлер поговорил в церкви и выкрасил гостиную и столовую в розовый цвет.

— Блестяще! — воскликнула Лорэн. — Я тебя люблю!

И он был преисполнен радости и трепетного волнения, ибо для него служить пастором в этой церкви стало назначением весьма серьезным. Он был растроган добротой своих прихожан, тем, как они, время от времени, оставляли ему записки у двери его кабинета в церкви, хваля его за проповедь, говоря, как она их тронула. Он был растроган, когда дамы из Общества взаимопомощи пригласили его на одно из своих собраний в помещении, где прихожане обычно собирались после службы; он стоял в тот день — единственный среди них мужчина — и пел вместе с ними «О, что за друг нам Иисус», а потом ел сахарное печенье с бумажной салфетки, положенной на колено. Когда он сказал Лорэн, что было бы неплохо, если бы она вела молитвенную группу, глаза у нее стали очень круглыми и она воскликнула: «О господи, нет!» На этом разговор и окончился. Она же совсем скоро будет матерью. Жизнь надвинулась на Тайлера волной серьезности и дивной необычайности, и он чувствовал, что и в самом деле детство его осталось позади.