Пребудь со мной - [25]

— Спасибо, мама, — сказал Тайлер.

— Мне нравится помогать, — ответила ему мать. — Когда не останется никого, кому я могу помочь, я буду просто никчемной старухой.

Когда все уже сидели за столом в столовой, а дождь снаружи барабанил по крыше веранды, Джинни потянулась за масленкой, как раз когда Тайлер читал молитву, и бабушка, открыв один глаз, оттолкнула масленку подальше к середине стола. Кэтрин справилась с частью картофелины, но курицу так и не тронула. Бабушка сказала:

— В некоторых частях мира прямо сейчас плачут дети. Они такие голодные, что могут только плакать, а потом так устают, что больше и плакать не могут. А некоторые дети такие голодные, что даже едят глину.

— Мама, все нормально, — сказал Тайлер. — У Кэтрин желудок не совсем в порядке.

Сидя в гостиной после обеда и наблюдая, как девочки в конце коридора привязывают куклину шляпку к терпеливой голове Минни, Тайлер не стал рассказывать матери о беседе с миссис Ингерсолл, так же как и о церковном органе или визите Дорис Остин. Он просто сидел и слушал, как мать вспоминает:

— Я в тот вечер приготовила макрель с жареной картошкой. Он сказал: «Спасибо, Мегз». Его последние слова, Тайлер. «Спасибо!»

Тайлер смотрел на девочек в коридоре и думал о том, почему это люди часто рассказывают одну и ту же историю снова и снова; подумал мельком, а не делает ли и он то же самое? Да нет, вроде бы не делает.

— Твой отец был хороший человек.

— Да, несомненно, — сказал Тайлер.

— «Будь всегда внимателен к другим, — говорил он. — Всегда прежде всего думай о другом человеке». Ты помнишь, как он говорил это тебе?

— Да, каждый вечер, на ночь, — ответил Тайлер. — А потом ты взбиралась по той крутой лестнице и слушала, как я читаю молитвы.

Отец Тайлера, много лет назад переживший аварию при поездке на санях, слишком сильно хромал, чтобы подниматься по той лестнице, и фактически считал себя калекой.

— Скажи-ка, ты помнишь жену Сола Фейфера? — спросила Тайлера мать.

— А как же, — отозвался Тайлер. — Ильзе. Сол встретил ее, когда был в Европе, освобождал узников концлагерей. В то время она была почти совсем девчонкой.

— Это правда. Семнадцать лет Ильзе было, когда она с ним познакомилась. Они занимались активной деятельностью в маленькой синагоге под Арлингтоном.

— Да, точно.

— Так вот, эта женщина покончила с собой.

— Кто покончил?!

— Ильзе.

Тайлер закрыл глаза.

— Это ужасно, что она сделала, — продолжала мать. — Представляешь, пережить лагеря лишь затем, чтобы в один непрекрасный день совершить самоубийство. Они жили в хорошем доме, Сол специально договаривался, чтобы его построили для них. И они были так довольны, когда у них малыш родился. Там явно был какой-то вопрос с ее здоровьем из-за пережитого в прошлом недоедания. Например, я помню, что она ненавидела собак. Буквально ненавидела.

Тайлер открыл глаза.

— Мама… — сказал он.

— Ну что ты, они меня не слышат. Они же в другой комнате. Но история кошмарная, правда?

— Да.

— А может, у евреев это не считается грехом?

Тайлер поднялся с места:

— Что там наши девочки делают?

— А ты знаешь, Тайлер, считается это грехом у евреев или нет?

— Я так понимаю, — ответил Тайлер, — что они веруют так же, как мы. Наши души нам не принадлежат, и мы не можем сами их гасить.

— Тем более досадно, если подумать о ее маленьком сыне. Да и Сол, мне кажется, очень порядочный человек. Жаль, что твоя сестра не выбрала себе в мужья человека получше. Не еврея, конечно. Такой брак вряд ли был бы удачным.

— Том хороший парень, — возразил Тайлер.

Он услышал, что девочки в конце коридора смеются, и снова опустился на диван. На мать он не смотрел.

— Он же водитель автобуса, Тайлер.

— Ну и что? Он честно зарабатывает свой хлеб.

— Твоя сестра несчастлива, а я ничего не могу с этим поделать.

— Мне кажется, у Белл все хорошо.

— Тебе так кажется, да? Ай-яй! Я пойду соберу свои вещи. — И она крикнула в коридор: — Кэтрин, поцелуй сестру на прощанье!

Кэтрин любила сестренку. Всякий, кто обратил бы на них внимание, мог увидеть, насколько это верно. Правда, Кэтрин редко протягивала к малышке руки, чтобы притянуть ее к себе: она просто становилась рядом с ней и ждала, чтобы Джинни потрогала ее ручонками. Тогда Кэтрин улыбалась, гладила девочку по спинке, а однажды, когда Джинни упала, разбежавшись по полу в столовой, и ударилась головой так сильно, что заплакала, Кэтрин попыталась поднять ее на руки, тоже еще совсем небольшие, и шептала ей: «Ч-ш-ш, ш-ш, тише…» Но разве кто-нибудь все это замечал?

Маргарет Кэски заметила, что в кабинете сына, когда она заглянула туда, пока он был в церкви, застоялся дурной запах, словно в комнате школьника. Она заподозрила, что Тайлер спит здесь, на диване, а вовсе не у себя в спальне, и нашла это отвратительным. Сейчас, обернувшись к сыну лицом, она сказала:

— Если будет на то Божья воля, увидимся на следующей неделе.

— Дождь слабеет, — сказал Тайлер, глядя в окно. — Это хорошо. Не люблю думать, что ты ведешь машину в дождь.

— Тайлер, послушай меня. Сара Эпплби знакома с одной девушкой. Она ушла из школы, чтобы ухаживать за больной матерью, которая недавно уже покинула сей мир, а сама девушка… Это очень удобно, Тайлер: она живет в Холлиуэлле. Сара говорит, она прелестный человек, и тебе стоит ей позвонить.