Праздный дневник - [16]

Шрифт
Интервал

Пустила кровь, достигла даже мяса —
И дальше в путь, как по камням вода.
И он вздохнул и мир увидел снова,
И счастлив был, что жизнью наделен,
Дымил закат, что было так не ново,
Не без него – и то была основа,
Что нежен был его разумный стон.
29 мая 1978
39
Оборвана нить, и надеяться только на чудо
Осталось судьбе и особой закваски строке.
И чашу поднес и уже прикоснулся губами Иуда,
И плата за это зажата в его кулаке.
И крест натирает плечо, и простуда глаза наслезила,
Какая работа – исполнить искомый завет.
Уже и копье подымает в сверкающем шлеме верзила —
Вот сердце стучало, надеялось. Вот его нет.
Теперь, отстрадав, и не худо подумать о страхе,
Который осилило сердце в последний момент.
И мертвому телу приятна шершавая шкура рубахи,
Приколот к кресту, как к столу под ножом пациент.
А ну как не выйдет затея с твоим воскрешеньем,
Волнуется Бог, и волнуются, маются мать и отец.
И все же – о чудо! – верховным и умным решеньем
Ты встал и идешь, и летишь надо мной наконец.
Но время проходит, и эта иссякла развязка.
Бессмертных судьба для имеющих смерть – не урок.
Ни ада ни рая, лишь в Риме покоится мертвая маска,
Которую там обронил улетающий в небо пророк.
5 марта 1979
* * *
Предугадать нетрудно, и давно —
Я вижу смерть с лицом белее мела,
Она ко мне сквозь грязное окно
Все приближает стынущее тело.
И день придет, настанет этот срок,
Когда, обняв озябнувшие плечи,
Я повторю бессмысленный урок,
Связав слова в бессмысленные речи.
Я совлеку лохмотья и сомну,
И ляжем мы, любя оледенело
И поздний час, и раннюю весну,
И по земле развеянное тело.
Как хорошо, что это навсегда,
Что ты моя, что время бесконечно
И вниз скользит полынная звезда,
Как мы теперь – и круто, и беспечно.
11 апреля 1979
* * *
Кружится синий лист, дрожит сухое тело,
Колеблется трава, – лишь ветер недвижим,
Как хорошо лететь, не ведая предела,
И знать, что этот лист мы музыкой кружим.
Как хорошо лететь и падать, тихо тлея,
Как тает снег, и лед, и жизни нашей срок,
А мимо – сон, и явь, и лунная аллея,
Где шепот, и шаги, и птичий голосок.
Где некогда рука любила верно руку,
Где никогда для них не кончится тепло,
И вот они живут, опередив науку,
И та же птица к ним клонит свое крыло.
Да осенит их день и этой жизни тленье,
Да осенит их ночь и сохранят века,
Рука лежит в руке последнее мгновенье…
Мелькнули жизнь и свет… – в руке лежит рука.
19 апреля 1979
* * *
А. Латыниной
Покуда боль не одичала
И не кончается добро,
Мы начинаем жизнь сначала,
Мы начинаем все сначала,
Что, может статься, и старо.
На склоне дней, горы на склоне
И где-то возле сорока
Опять тоскуем на перроне,
Мелькнет ли вдруг в пустом вагоне
Тебя узнавшая рука.
И день мелькнет, и вечер прежний
Так не похож и так похож,
И что с того, что безнадежней
Дорогой той же, но безбрежней
От смерти медленно идешь.
Устань, душа, ведь ты остыла,
Как солнца круг, сошедший в даль.
Не ново то, что с нами было,
Но ново то, что это было,
Вот слишком кратко – это жаль.
Так начинаем жизнь с начала,
Жизнь без начала и конца?
А может быть, не так уж мало —
Друг с другом сомкнутых устало
И две руки, и два кольца…
31 июля 1979
* * *
Вбирая все в себя – и ход звезды, и пробу
Раздавленной души осмыслить свой удел,
И ту в самом себе таинственную злобу,
Что мог смирить, но вон исторгнуть – не сумел.
И ход червей земли, и пенье птицы, рьяно
Стремящей плыть туда, где воля и полет,
Вбирая все в себя – и вещего романа
Пропахший пóтом глаз – картонный переплет.
Вбирая смерти знак и рода продолженье,
Отечества раздел, единство чуждых рас —
Я все тебе отдам, мое самосожженье,
В далекий или нет нерукотворный час.
Я движим Богом был, но кончилась дорога,
И позади рубеж истории и дней,
Где ветхий крест стоит сутуло и убого,
Чем дальше путь вперед, тем менее видней.
И мало проку в том, что Бог во мне всевышен,
Когда народов тьма, но ни в одном – души,
Лишь только их язык да может быть услышан
И в римской и в иной, владимирской, глуши.
Вбирая все в себя – и холмик неказистый
С поваленным крестом последних мужиков,
И этот путь вперед, губительный и мглистый,
Как самолет к земле – без крыл из облаков.
И разум мой, больной от будущего света,
И долгий тяжкий груз, как опухоли рок.
И этот страшный дар грядущего поэта,
Который я убил, но победить не мог.
3 января 1980
* * *
На добро отвечаю добром,
Равнодушьем на зло отвечаю.
Я любую судьбу примечаю,
Постучавшую бережно в дом.
И в столице, и в самой глуши
До последнего слова и дела
Я с любым, кто не предал души,
Своего достигая предела.
В этой жизни еще наугад,
В этой жизни короткой и тесной,
Никому до конца не известной,
Только имени доброму рад.
Слишком малый нам выделен срок,
Чтобы, меря бессмертием годы,
Злу ответить я чем-нибудь мог,
Не нарушив законы природы.
27 марта 1980
* * *
Г. Гачеву
Власть вертикали слишком велика,
Чтоб твари уподобило нас бремя
Забот и бед, чем медленное время
Гнетет к земле нас долгие века.
Я вверх расту, и корни не в земле —
Они туда, за облако и вьюгу,
Скользят винтом по сумрачному кругу,
И пропадают истины во мгле.
Ты дерево рукою погуби
И вырви вон с корнями – глянет яма.
Сруби меня – и в небе будет яма,
С корнями неубитыми в глуби.
6 июня 1980
* * *
Владимиру Сидорову
Все пройдет, все растает в тумане,

Еще от автора Леонид Александрович Латынин
Чужая кровь

Древняя Русь, в которой жили настоящие чародеи и шаманы, способные заговаривать огонь, воду и ветер; и – Русь далекого будущего, в которой господствует тоталитарный строй, а люди расселены по типу крови, чтобы, не дай бог, не нарушить чистоту национальности…Главный герой – Емеля – удивительным образом существует во всех временах сразу: он – сын Медведя и жреца бога Велеса, ему суждено познать тайну Истории и встретить величайшую любовь на своем пути…


Рекомендуем почитать
Ямбы и блямбы

Новая книга стихов большого и всегда современного поэта, составленная им самим накануне некруглого юбилея – 77-летия. Под этими нависающими над Андреем Вознесенским «двумя топорами» собраны, возможно, самые пронзительные строки нескольких последних лет – от «дай секунду мне без обезболивающего» до «нельзя вернуть любовь и жизнь, но я артист. Я повторю».


Порядок слов

«Поэзии Елены Катишонок свойственны удивительные сочетания. Странное соседство бытовой детали, сказочных мотивов, театрализованных образов, детского фольклора. Соединение причудливой ассоциативности и строгой архитектоники стиха, точного глазомера. И – что самое ценное – сдержанная, чуть приправленная иронией интонация и трагизм высокой лирики. Что такое поэзия, как не новый “порядок слов”, рождающийся из известного – пройденного, прочитанного и прожитого нами? Чем более ценен каждому из нас собственный жизненный и читательский опыт, тем более соблазна в этом новом “порядке” – новом дыхании стиха» (Ольга Славина)


Накануне не знаю чего

Творчество Ларисы Миллер хорошо знакомо читателям. Язык ее поэзии – чистый, песенный, полифоничный, недаром немало стихотворений положено на музыку. Словно в калейдоскопе сменяются поэтические картинки, наполненные непосредственным чувством, восторгом и благодарностью за ощущение новизны и неповторимости каждого мгновения жизни.В новую книгу Ларисы Миллер вошли стихи, ранее публиковавшиеся только в периодических изданиях.


Тьмать

В новую книгу «Тьмать» вошли произведения мэтра и новатора поэзии, созданные им за более чем полувековое творчество: от первых самых известных стихов, звучавших у памятника Маяковскому, до поэм, написанных совсем недавно. Отдельные из них впервые публикуются в этом поэтическом сборнике. В книге также представлены знаменитые видеомы мастера. По словам самого А.А.Вознесенского, это его «лучшая книга».