Праздник Иванова дня - [30]

— А! Вот и заявление амтмана! — воскликнул Холк и прочел вслух: «Считаем необходимым обратить внимание наших читателей на то, что распространившиеся слухи относительно участия амтмана в инициативном комитете по проведению праздника в „Парадизе“ ни на чем не основаны, — амтман отнюдь не принадлежит к числу инициаторов праздника. Нам также известно, что никакого содействия этому празднику со стороны городских властей оказано не будет».

В каждой газете в этот вечер была напечатана неблагожелательная заметка о празднике. Все повернули вспять — так извозчичьи лошади, свернувшие по ошибке не в ту улицу, рысью скачут назад, бодро, как ни в чем не бывало, помахивая хвостами, — они ведь привыкли послушно менять направление.

Рандульф взял «Свидетеля истины» и, казалось, углубился в чтение; остальные стали просить его читать вслух.

«Отвратительнее всего, — начал Рандульф, — когда неверующие, легкомысленные люди, стремясь удовлетворить свои низменные склонности, прикрываются из тщеславия именем народа и пытаются окружить свои нечистые намерения фальшивым ореолом народности. Нечто подобное происходило последние дни в нашем городе, когда известные круги стремились пробудить у горожан интерес к так называемому „народному празднику“, который — характерная подробность! — должен был состояться в пресловутом „Парадизе“, месте, пользующемся столь дурной репутацией. Мы не хотим позорить организаторов этого псевдонародного праздника и потому не будем называть их имена».

— Вот, черт, кто же это написал? — воскликнул Ивар Эллингсен.

— Ну, конечно, сам ханжа пастор, — отозвался Холк.

— Нет, — резко сказал Рандульф. — Под статьей есть подпись А. К. Л. Это — Абрахам Кнорр Левдал.

— Нет, нет, этого не может быть! — закричали остальные.

Что и говорить, он опустился, и это весьма печально, но до такого падения он все же не мог дойти, никак не мог.

Тогда Рандульф швырнул «Свидетеля истины» на стол — и все увидели под статьей буквы А. К. Л. Сомнений быть не могло.

Холк и Гарман просто лишились дара речи, а Эллингсен стал клясться, что он публично изобьет Левдала или подаст на него в суд, — вне себя от бешенства он не знал, что и придумать. Все должны узнать, твердил он, что у меня были самые чистые намерения — я хотел доставить радость уличным мальчишкам. Самые чистые намерения. Тем временем все встали — пора было расходиться. Каждый обещал, правда несколько упавшим голосом, прийти завтра — было решено во что бы то ни стало провести праздник наперекор пастору Крусе и всем его кротам.

Возвращаясь из клуба домой, Ивар Эллингсен случайно встретил Педера Педерсена.

— Кто это написал о празднике в «Свидетеле истины»? — спросил Ивар без обиняков.

— Какой праздник ты имеешь в виду?

— Конечно, наш праздник.

— О нем мне ничего не известно, к нему я не имею никакого отношения, — кротко ответил Педер Педерсен. — Пастор послал меня собирать пожертвования для нашего праздника, праздника в пользу слепых. Не знаю, слышал ли ты что-либо о нем, Ивар Эллингсен?

— Покорнейше благодарю, — проворчал Эллингсен и двинулся дальше. Но Педер Педерсен зашагал с ним рядом.

— Пастор велел мне обратиться именно к тебе, Ивар.

— Вот как! Он, этот… этот…

— Да, он мне так сказал: раз ты знаком с Эллингсеном, то ступай к нему сам. Правда, час душевного прозрения для Эллингсена еще не наступил, но ведь он человек разумный и дальновидный, не может же он в конце концов желать своего собственного разорения.

— Он сказал, что я желаю своего разорения? — переспросил Ивар и презрительно рассмеялся.

— Уж не думаешь ли ты, что «Эллингсен и Ларсен» окажутся сильнее всего города?

— Мы ни с кем силой не меряемся.

— Но теперь ты остался один, Ивар! Один, окруженный явными безбожниками и врагами Христа.

— И все это из-за нашего праздника? — спросил Эллингсен уже менее уверенно.

— А ты думаешь, что из твоей дружбы с этими клубными кутилами выйдет что-нибудь путное?

— Не так уж они опасны.

— Но ты же сам знаешь, Ивар Эллингсен, что ни одна порядочная девица не придет после этого в твою лавку. Ты ведь сам это отлично понимаешь.

На это Ивар Эллингсен ничего не ответил, но почувствовал, что мурашки забегали у него по спине. Он знал, с какой легкостью капризный поток служанок по любому поводу, даже гораздо менее значительному, чем эта история с праздником, вдруг решительно меняет свое направление. И так как в этот момент они как раз подошли к дверям дома Эллингсена, то Ивар Эллингсен пригласил Педера Педерсена войти.

Было девять часов вечера, и лавка была уже закрыта. Эллингсен зажег в конторе газовую лампу, и свет от нее упал через открытую дверь на прилавок, сплошь заваленный кулечками с праздничными подарками. Эллингсен притворил дверь.

— Сегодня пастор несколько раз вспоминал, что «Эллингсен и Ларсен» всегда, на все праздники, посылали нам пожертвования.

— Что правда, то правда.

— Почему это он вдруг связался, спросил меня пастор, с самыми отъявленными забулдыгами в городе? Не к лицу это ему — человеку семейному…

— Да ведь дело вовсе не в этих господах из клуба, — сердито произнес Эллингсен и покраснел. — Вы же это сами прекрасно знаете.