Праздничный костер Макеры - [6]
– Бирнин-Касван! Бирнин-Касван! – закричали четверо веселых, смеющихся мальчишек.
Их все радовало и удивляло. Они были так веселы и счастливы, как никогда. Они даже не просили есть, не жаловались на чудовищный зной, не стремились в тень передохнуть. Впрочем, Макера, у которого сильно сосало под ложечкой, напомнил матери, что не ел со вчерашнего дня. Тогда они присели на горячей земле, где стена, опоясывавшая двор, отбрасывала тень и немного закрывала от жгучих лучей. Мать Макеры дала каждому остатки вяленой рыбы и просяных лепешек.
Они сидели в стороне от дороги, ведущей на базар, и могли видеть лишь немногих, кто шел по этой узенькой, кривой улочке, загроможденной земляными стенами. В это время показалась женщина с большой корзиной белой пряжи на голове. Она была такая же черная, худая и высокая, как Мать Макеры. Бахаго понял, что это женщина хауса, и спросил, не скажет ли она, где можно добыть немного воды. Женщина, услышав родную речь и поняв, что перед ней люди саванны, тотчас же остановилась и, приветливо улыбаясь, позвала в свой дом.
– Мы живем вот здесь, через дорогу, – сказала она. – Мой муж красильщик, у нас целый бассейн воды во дворе. Идите к нам.
Они пошли вслед за женщиной и очутились в большом дворе, где на веревках были развешаны крашеные ткани и мотки пряжи. Громадные ямы, наполненные раствором краски индиго, покрывали плетеные крышки, напоминающие гигантские корзины. Мужчина, прикрытый лишь фартуком, в тростниковой шляпе, мешал что-то в яме большой синей палкой. Его скуластое лицо расплылось в приветливой улыбке, когда он увидел гостей.
– Люди хауса везде друзья. Садитесь, пейте, отдыхайте. А если хотите, я угощу вас томбо. Мне привез его брат. Он живет в саванне, может быть, по соседству с тобой?
– Поистине мы братья! – воскликнул Бахаго. – Возможно, что твой брат живет совсем близко от нас.
Красильщик был добрым человеком. Он предложил семье Бахаго ночевать у него во дворе, а пока объяснил им, как быстрее пройти на базар, посоветовал не мешкать.
Они шли гуськом, с корзинами на головах, проталкиваясь в шумной пестрой толпе Бирнин-Касвана. Такого количества людей никто из них не мог себе представить.
– Мне кажется, что здесь собрались люди из многих стран, – сказал с восторгом Бахаго, разглядывая лица, явно не похожие на лица людей хауса. Он различал людей фульбе, йоруба, эдо, но были здесь и многие другие. – Откуда?
– Откуда эти бронзовые люди с белыми повязками на головах? – спрашивала Мать Макеры, глядя на погонщиков верблюдов из Аравийской пустыни. – Поистине мир велик и необъятен! – воскликнула жена кузнеца, не дождавшись ответа от Бахаго.
А Бахаго, который всю жизнь слыл в саванне необычайно осведомленным и всезнающим человеком, кузнец Бахаго просто растерялся на этом знаменитом Бирнин-Касване.
Кузнец из саванны шел впереди, а за ним следовала Мать Макеры. Она то и дело оглядывалась на сыновей. Ведь так легко затеряться в этой пестрой, многоголосой толпе!
А базар шумел и переливался всеми цветами радуги, то и дело соблазняя их своими приманками. Старший сын Бахаго, Мафи, в изумлении остановился возле горячих коней, выращенных кочевниками Аравийской пустыни. Кони были так красивы, что мальчишек невозможно было оттащить от них. Мать долго уговаривала сыновей поторопиться. Но ее не слышали – так громко переговаривались бедуины, ржали резвые жеребцы и оглушительно смеялись мальчишки из людей хауса. Бахаго понимал, что сыновьям здесь, весело, но все же он вытащил из толпы Макеру, швырнул его в объятия матери, а затем точно так же пинками извлек из толпы трех остальных. Мафи получил затрещину, и тогда все гуськом стали пробираться в торговые ряды ткачей.
Они долго толкались в возбужденной и крикливой толпе. Мать Макеры никак не могла выбрать нужный ей кусок ткани, уж слишком много было здесь такого, чего она в жизни не видывала, а Бахаго хотелось найти ткача из людей хауса, поговорить с ним о деле, поторговаться. И вот он нашел такого человека под навесом из холста.
Бахаго выложил на циновку свои украшения и по глазам ткача понял, что тот хочет их получить. Кузнец уже поверил, что ткач даст ему самых красивых тканей, и радостно сказал жене:
– Мать Макеры, выбирай для себя ткань небесной синевы, любую.
Мать Макеры приложила к лицу кусок ткани, и Бахаго вдруг увидел, что жена у него красивая и достойна лучшей одежды. Бахаго велел ткачу немедленно отрезать кусок этой ткани и предложил жене тут же, не откладывая, завернуться в нее, чтобы все люди Кано могли видеть, как она красива.
«Вряд ли есть женщина на свете, которая отказалась бы от столь соблазнительного предложения», – подумала Мать Макеры. И еще она подумала, что такое не случалось за всю ее жизнь. Она отошла в сторонку и быстро завернулась в синюю с голубыми узорами ткань. После этого ей страшно захотелось, чтобы люди Кано увидели ее бронзовые браслеты и большие круглые серьги, сделанные Бахаго давным-давно, но так и не обновленные. «Если нет хорошей одежды, то и украшения ни к чему».
Дети запрыгали вокруг матери, а Макера, позабыв, что он не дома, стал кружиться и петь что-то веселое, рассмешив ткача и его помощников.
